Викарий Приддон, наблюдавший за моими работниками, укрывшись у себя в доме рядом с церковью, выбежал на улицу, когда я приехал делать инспекцию развалинам. За тем он с опаскою вгляделся в яму, где найдена была часовня, со словами: ежели дозволите, сэр, я бы желал осмотреть сии бесполезные обломки. Я дал ему совет надеть кожаную шапку, дабы избежать ранения от падающего кирпича или же дерева, и на сем он отступил в сторону. Что за счастливое стечение обстоятельств, говорит, когда высшее существо наполнило наши умы миром и покоем и спасло нас от подобного идолопоклонства! Однако он прервал свои ханжеския речи, когда кто–то из рабочих принес мне другой камень, на коем я, соскребши коросту, обнаружил надпись DUJ.
Что сие означает, спросил викарий, поди, новыя глупости?
Сие не представляет собою определенного имени Бога, отвечал я, однако DU на Бритском наречии означает тьму, и возможно, что тут было место, где некогда исполнялись ночные жертвоприношения.
На сем он несколько подтянулся и говорит: я не могу согласиться с восторгами духовного толка; тьма сия вся в прошлом, господин Дайер, перед нами открылась истина о том, что Господь наш рационален. Мы немного отошли от ямы, ибо на платье наше сыпалась пыль, я же хранил молчание. Тогда он продолжал: что есть сие DU, как не язык младенцев, господин Дайер? Я сказал ему, что в этом я с ним согласен, однако он уж оседлал своего конька, словно на кафедру взобрался, и говорит: что есть сие DU, когда мы лицезреем, как Господь все, что Им сотворено, направляет по привычному пути, где главенствуют причины и следствия, доказать же сие возможно путем рассмотрения первозданной простоты Природы. На сем преподобный Приддон воздел руки, указывая окрест себя, да только я ничего не увидал, кроме дворов и переулков Чип–сайда. Не стану спорить, поспешно добавил он, ибо улицы служат плохим прологом к моей теме, однако взгляните на небеса (тут он возвысил голос, поднявши глаза к небу) и Вы преисполнитесь приятственного удивления, сумей Вы различить с помощью телескопа столь многие миры, висящие один над другим, движущиеся мирно и тихо вокруг своих осей, и при том обнаруживающие в себе столь поразительное великолепие и серьезность. Естьли обратиться к разуму, а также к любознанию, господин Дайер, то нам останется сочувствовать бедным язычникам и сожалеть о том, что они сюда добрались.
Однако до пожара в стенах двора церкви Прощения, отвечал я, к северу от Св. Павла…
Мне она неизвестна.
…во дворе той церкви был изображен рукою искусного художника танец тьмы, иначе — танец смерти. Разве это не похоже на наше DU?
Сие, сэр, сделано было весьма некстати, отвечал добрый викарий, и стоит задержаться на сем мыслию, как погрузишься в меланхолию. Кроме того, все наши обряды вполне можно разъяснить, пользуясь доводами обычного разума.
Но что же чудеса?
А, чудеса, произнес он, взявши меня за руку, когда мы зашагали к Грас–черч–стриту, чудеса суть всего лишь божественные эксперименты.
Но разве Христос не восстал из мертвых?
Истинная правда, господин Дайер, однако позвольте мне напомнить Вам другую истину, коя изъяснит, каким образом возможно разрешить все сии противуречия. Известно, что Христос пролежал в могиле три дни и три ночи, не так ли? Я весьма охотно согласился, что так. Однакожь, продолжал он, в Священном Писании сказано, что погребен он был ночью в пятницу, восстал же до зари в воскресенье.
Верно.
И каким же образом, господин Дайер, предлагаете Вы распутать сию загадку?
Поистине, сэр, она неразрешима.
Тут он засмеялся и дальше говорит: что ж, единственно, кто нам потребен, так это Астроном: ведь день и две ночи в полушарии, где располагается Иудея, в противоположном полушарии суть два дни и ночь; так и выходит в сумме то, что упоминается в Писании. Ибо, как Вам известно, весело продолжал он, Христос страдал за весь мир.
Идя со мною вперед, он бросил на меня взор, полный мудрости неизмеримой, как вдруг внезапно остановился и поднес перст к уху. Послушайте, говорит, как вера изливается из детских губ, да, так и есть — устами младенцев. Мы повернули за угол, вошли в Клементе–лен, и навстречу нам показались трое или четверо детей, поющих:
У ворот церковных постоял,
Отдохнул и дальше зашагал.
Двор церковный тих был, словно сон.
Вдруг раздался колокольный звон.
К двери церкви подошел мой путь,
Отдохнул и там еще чуть–чуть.