– «Глава двадцать вторая. В ней говорится о том, что птицы и звери могут разговаривать. Советы как их от этого отучить».
Хольбад глянул на ворона. Кухайм сидел на столе и смотрел на него.
– Неужели ты умеешь разговаривать? – прошептал Хольбад.
Кухайм каркнул.
«Широко распространено заблуждение, – говорилось в двадцать второй главе, – что если бы птицы и звери умели разговаривать, то жить бы стало интересней. Якобы, они могли бы передавать людям свои наблюдения, так сказать, со стороны; делиться знаниями, о которых люди и понятия не имеют. Это некомпетентное мнение основано лишь на человеческом невежестве и удивительном стремлении считать себя глупее других…».
– Почтенный Гуменах, наверное, знал о чём пишет, – сказал Хольбад, устраиваясь на табурет.
Картинок в трактате не было, поэтому он перелистнул несколько страниц безо всякого интереса. Когда Хольбад дошёл до следующей главы, Кухайм оживился и потыкал клювом в её начало. Там говорилось:
«Однако, существует противоположное мнение, так же хорошо обоснованное, как и предыдущее. Суть второй точки зрения в том, что нежелание узнавать новое свидетельствует о глупой самонадеянности исследователя. Между тем, необходимые знания находятся, что называется, под рукой, стоит лишь спросить о них кошку, собаку, рыбу или птицу…».
Хольбад опустил книгу.
– Никогда не думал, что рыбы умеют разговаривать! – удивился он. – Почитаем, что дальше.
«Особенности знаний животных и птиц состоят в том, что, в отличие от людских, сохраняются неограниченный период времени. Главным образом это касается знаний, хранящихся в птичьей среде.
Это объясняется не только особой памятью пернатых, но и тем, что птицы легко перемещаются над поверхностью земли, многое узнают и сообщают собратьям. Если что-то забудется в одной стае, то, благодаря такому обмену знаниями, сохранится в других птичьих сообществах».
– Умён был господин Гуменах! – покачал головой Хольбад.
Кухайм снова поковырял страницы.
– Посмотрим, что дальше, – уступил его просьбе мальчик. – Ух ты, отдельная глава о воронах, сороках и попугаях!
«Не только учёным, но и людям, не сведущим в науке, известно, что лучше всего воспроизводят звуки так называемые попугаи, или, как они себя именуют, народ кривоклювых.
Попугаи живут долго, легко обучаются человеческой речи, но сколь-нибудь связных суждений высказать не могут, потому что ограничиваются звукоподражанием, а не зрелым размышлением. Из-за этого подвергаются справедливым насмешкам бесклювых двуногих, то есть людей.
Пристальное внимание исследователь должен уделить каркающим созданиям, не принимая в расчёт их ближайших родственниц сорок. Болтушки-сплетницы только отвлекают серьёзного учёного от глубоких изысканий…».
– Какого высокого мнения Гуменах о воронах! – Хольбад с уважением посмотрел на Кухайма, однако тот был занят текстом.
«Если народ кривоклювых глупо повторяет слова, то для воронов овладение речью лучше начинать со вступления в силу приводимых ниже заклинаний. Сложность в том, что произнести их могут только люди».
– Вот в чём дело! – воскликнул мальчик. – Тогда, если ворон умеет разговаривать, существуют заклинания, лишающие его этой способности!
Поражённый догадкой, он заглянул в конец предшествующей главы.
– Да, такие заклятия есть, но если ты не умеешь говорить, – сказал он Кухайму, – то нужно тебя этому научить.
Ворон встрепенулся.
– Посмотрим, как это делается, – приободрился Хольбад. – Самое подходящее вот это. Внимание, начинаем!
Гала фама най, сдили хум бугай.
Свили куму ди, Кухайм, заговори!
Ворон раскрыл клюв и замер.
– Ну же! – подбодрил Хольбад.
– Ку-у, – протянул Кухайм.
– И всё? Может, другое заклинание попробовать?
Ворон потряс головой.
– Ку-у. Хайм, – выговорил он.
– Неплохо, – обрадовался мальчик. – Скажи ещё раз.
– Ку-у-хайм.
– Здорово! А ещё что можешь?
Птица сосредоточилась.
– Во… рон.
– Ух ты! Так ты лучше меня говорить научишься!
– До… лго, – произнёс Кухайм.
– Долго? – засмеялся Хольбад. – А куда нам спешить? Тренируйся, сколько хочешь.
Приближалось время обеда, и хотелось есть. Ворон устроился на насест возле очага и упражнялся в произнесении слогов. Пока Хольбад сбегал за водой, он уже выговаривал короткие слова.
Когда в котле забулькало, Кухайм легко произносил слово «Бульдом». Со словом «Налковол» пришлось повозиться, но с четвёртого раза ворон одолел и его.
– Хватит, потом подучишься, – сказал Хольбад. – Иди кушать.
Но Кухайм торопился заговорить по-настоящему и продолжал выговаривать слова. Труднее всего было избавиться от шипения, хрипа и чересчур резкого «р», свойственного воронам.
– Кухайм – ворон из Хорта, – сказала птица. – Из Хорта. Ворон.
– Ты быстро учишься! – поразился Хольбад.
– Я не учусь, – поправил Кухайм, – а снова делаю то, что когда-то умел. Сейчас поем и расскажу.
Сгорая от нетерпения, Хольбад ждал, пока ворон насытится жареной рыбой и додолбит хлебную корку.
– Спасибо, что сказал заклинание, – поблагодарил Кухайм. – Я ведь раньше разговаривал лучше многих людей. Если бы не Тод, говорил бы и по сей день.