Холера в России. Воспоминания очевидца

Чтобы не разойтись с правдою, я должен сказать, что в конце октября я однажды возвратился из-за реки Булак с практики с расстройством желудка в госпиталь, в свою комнату. Это обстоятельство подняло на ноги всех служивших в отделении. Фельдшера с усердием проделали на мне все приемы, к которым я их приучил в уходе за холерными. После троекратного стула я ослабел; почему был уложен в постель, живот и спину обложили мне горчичниками, заставили проглотить 20-гранный⁹ порошок каломели¹⁰, напоили через силу крепким мятным чаем и закутали в шерстяные одеяла, под которыми я скоро заснул. На другое утро я проснулся в поту, здоровым, хотя более недели корчился от последствия горчичников, которые сняли утром, не желая меня будить, и еще от того простого убеждения, что «в холере горчичник кожи не портит»¹¹.

Надо заметить, что, посещая больных за рекой Булак, я все старался сокращать свои визиты по той причине, что, пребывая в этой местности, я всегда ощущал сильные урчания и переливания в животе. В день же моего заболевания, по причине большего числа пациентов, я пробыл там более шести часов; и не остерегся выпить сырой воды. Упоминаю об этом случае как о явно нехолерном. Положение мое тогда было такое, что, не имея своего хозяйства, я везде ел и пил все, что мне предлагали; к тому же, при беспрерывных трудах, мало приходилось спать, и то в сырой комнате. При такой беспорядочной жизни и без холеры нелегко было жить.

При этом я должен рассказать о тех результатах паники перед холерою, которых я был свидетелем. Мой товарищ по службе, доктор Т., никогда не посещавший холерного отделения, все время эпидемии особенно любил развивать ту идею, что холера более всего поражает малокровных людей¹². Так оно, действительно, и случалось в его городской практике – в среднем сословии и между богатыми татарами. Но никто не мог думать, что эта идея сделалась любимою его темою только потому, что он себя считал образцом малокровия и потому неизбежною жертвою настоящей эпидемии. В ноябре, когда эпидемия стала уже слабее, вдруг разнесся слух, что Т. захворал холерою. Оказалось, что он принимал много предохранительных эссенций и получил желудочно-кишечный катар с фекальными, впрочем, испражнениями, вздутием живота, отрыжками и небольшой реакцией. Но не легко его было лечить потому, что как врача и мнительного человека трудно было убедить в правде. Затем он вскоре перестал есть и потерял сон. Так, я его застал однажды ночью в тоске, слоняющимся из одной комнаты в другую. Встретившись с ним у порога, я не вынес кислой его физиономии и разразился смехом, оправдываясь тем, что, протягивая мне руку, он показался мне более похожим на нищего, вымаливающего Христа ради хлеба, чем больным. Этого было довольно, чтобы Т. привести к сознанию, что ему не спится от голода. Накормив его и напоив мятным чаем, я для памяти налепил ему слабый горчичник и, уложив спать, сам пристроился поблизости. Утром я его оставил спящим, и с тех пор, хотя не тотчас, наступило выздоровление. Найдено было верное средство к исцелению – насмешка¹³.

Другой подобный случай был с весьма богатым купцом, Ж-м. Опасаясь заразиться, он не оставлял своей комнаты, где с жадностью собирал все сведения о холере и ограничивался постною пищею, от которой отощал и ею расстроил желудок. По его убеждению, это была холера, от которой он принимал различные хваленые средства, еще более усиливая диету, – и как человек пожилой, быстро теряя силы, скоро умер.