Разговор шел разговором, но гость никак не мог обвыкнуться в этом жилье. И оглядывал его снова и снова.
Холюша заметил это.
- Живу, слава богу, неплохо,- бодро сказал он. - Здеся по хозяйству управляюсь. А там чистые комнаты,- поднялся он. - Я их зимой не топлю. Дров не напасешься.
Он отворил тугие, прикипевшие двери и позвал за собой Егора.
Тусклый желтый свет озарил мертвую горницу. Все в ней было как у людей. Большак, убранная кровать с покрывалом, подушками и накидками. Диван с красным бархатом. Занавески на окнах. Стол под скатертью. Телевизор на полированной тумбочке.
Простучав деревяшкой до середины комнаты, Холюша остановился и горделиво повел рукой:
- У меня все есть. На кровати будешь ныне ночевать. Натопим, расхорошо будет. У меня тута всего много. В сундуках лежит,- указал Холюша на два деревянных, старинной работы сундука. - Там тюли много, одеялов, полотенцев. Костюм добрый. Много всего.
Склепным холодом дышала комната, и Егор поспешил из нее уйти.
- Давай допьем, доедим, - и уже на кухне за столом он вспомнил: - А телевизор... Ты чего телевизор не глядишь? Поставил бы сюда...
- Ну его,- махнул рукой Холюша. - Не гляжу. Днем некогда, надо дела управлять. А ночью когда же, ночью спать надо. Нехай стоит. Може, когда-нибудь... Може, вы с женой в гости приедете, поглядите...
- Его уж, наверно, мыши погрызли...
- Да бог ведает,- легко согласился Холюша. - Може, и поточили.
- Ну, спасибо, дед Халамей,- поднялся Егор. - Напоил и накормил, спасибо. Пойду во двор, покурю.
- Кури здеся, ничего...
- Нет, пойду... - Егору не терпелось выйти отсюда. Деда не хотелось обижать, но и сидеть здесь было невмочь.
- Может... дров наколоть или еще чего? Мы ж тебя от дела оторвали.
- Да чего дела... Нашим делам счету нет... Пойдем, коли так,- поднялся Холюша. - Попоить скотину надо. Сенца подбросить.
- Ну, вот я и помогу.
Холюша взял с пригрубка ведро. Егор потянулся за ним.
- Не надо... Ты в добром, измажешься. Тута поросенку да корове. Коли хочешь, ведра возьми. Коз да овечек попои, да телка с телушкой.
Едва вышли в чулан, Цыган, почуяв чужого, поднялся на дыбки, натягивая цепь.
- Счас замолчи! - прикрикнул Холюша. - Кому говорю! - И Цыган послушался.
Увидев хозяина, взбулгачилось птичье войско: загоготало, закрякало, закудахтало, хороводом по базу пошло.
- У-ух, прорвы... Жрете и жрете!
- Да-а,- удивился Егор. - Чем же ты кормишь... такую ораву?
- Как чем? Зернецом.
- Сколько же им зерна надо?
- Куды деваться, надо содержать...
- Дают зерно в колхозе?
- Дают, маловато. Приходится подкупать.
Колхоз давал, конечно, каплю того, что нужно было Холюше. Пенсионерские центнер-другой. Но Холюша выворачивался. Осенью, когда раздавали хлеб, Холюша был наготове. В этот день он запасался водкой, самогоном, деньгами. И не отходил от амбаров. Механизаторы получали зерна помногу. И не один, так другой, не другой, так третий, особенно если жены рядом не случалось, оделяли Холюшу, который сдабривал сделку магарычом тут же, на месте.
Холюша в этот день центнеров пятьдесят подкупал.
Егор быстро напоил скотину. Обглядел корову и приплод, козочек посмотрел и вновь удивился:
- Ну, ты даешь, дед Халамей. Ферма целая...
- А чего... Счас призывают, чтобы всего поболе держали. Хлопотно, но куда деваться... Трудюся... Трудюся, Егор. Помочи ждать неоткуда. С утра до ночи. А теперичка пора пришла котиться, и ночей не буду знать. Про весну, лето уж не говорю. Тама-а... Делов да делов. Руки обрываются. Одного сена пока накосишь. Такую страсть господню...
Сенокос и вправду был самой тяжкой для Холюши порой. Как-никак, а нога-то одна, другая - деревянная, не больно ловко с ней. И в сенокосный срок Холюша, считай, совсем не спал. Прикорнет иногда на часок. И все. В эту пору он вовсе высыхал и чернел ликом, как головешка. Он свои угодья выкашивал, а потом брал где можно: по лесу, на буграх, за огородами, по степи, в балочках - никакою травой не гребовал, вплоть до осоки. А уж от сена, от запасов своих глядел, сколько в зиму скотины оставить. Кое-кто из молодых, на одну коровенку запасая, жаловался. Холюша косил и косил, днем и ночью.
А оттого что сенцо трудно доставалось, он и берег его. И сейчас, надергав крюком охапку, он не враз его корове понес, а столько же соломы набрал и принялся тщательно перебивать, мешать солому с сеном, да так, чтобы даже мудрая Зорька не смогла сенцо выбрать, а подряд мела.
Егор помогал. Он разбирал оберемок, что бессовестный тракторист привез. Разбивая корку льда и отбрасывая в сторону глудины, Егор добрую солому копешкой складывал, заледенелую раскидывал. Может, солнце пригреет, так обтается. Оберемок большой все же был. Разобрав его, Егор отряхнулся, закурил.
- Ты, гляжу, парень не городской, - похвалил Холюша.
- Деревенский, - ответил Егор. Он жалел старика к вместе с тем какое-то уважение к нему чувствовал.- Да-а, - протянул он. - Многовато ты все же держишь. Не по годам.