Холивар. Квест "Проклятый город".

   Купец на секунду зажмурившись и, видимо, прикинув все последствия своего ответа, выпалил:

   - Люди знающие посоветовали к тебе обратится. Видишь ли, добрый человек, дочь любимейшая у меня болеет. Лихоманка сердечная её точит. Сколько же я на неё денег извел, лекарей приглашал, снадобья дорогие покупал. Чахнет день ото дня.

   Купец вытер набежавшую слезу и хлюпнул носом, смотря сквозь меня тоскующим взором. Сведенное горем чело, безнадежный взгляд. У меня у самого на глаза навернулись слезы и я спросил прерывающимся голосом:

   - Неужто никакого лекарства нет, чтобы помочь в беде твоей?

   Купец вздохнул:

   - Есть одно средство, - он понизил голос, я заинтригованно придвинулся к нему ближе. - Королевский лекарь говорил, что шкурку лисы черно-белой надо к ссохшейся рученьке привязывать и тогда снова кровь по жилам побежит, и будет кровиночка моя, - тут он натурально всхлипнул, - живая и здоровая.

   Я тоже не сдержал приглушенное рыдание:

   - Так, говоришь если ножки в шкурку завернуть, то выздоровеет твоя дочь?

   - Да, - плача проговорил купец, - выздоровеет. В том мне лекарь первейшую гарантию давал.

   - Смогу, наверное, помочь твоему горю. Ты только объясни мне, чем же болеет твоя дочь? А то у меня непонятки какие-то остались: то ножка, то ученька...

   Слезы на глазах купца высохли, но скорбный голос остался:

   - Все верно сказал ты, добрый человек. Все верно! Просто не хотелось мне взваливать на тебя груз забот моих.

   Голос снова задрожал.

   - И лихоманка у неё, и сердце слабое, и ручка сухонькая и ножка кривенькая.

   Я в восхищении смотрел на проходимца. Такое должно вознаграждаться:

   - Так что ж тебе нужно, купец?

   - Да я ж уже говорил. Шкурок бы мне лисьих, черно-белых.

   - Много?

   - Штук двести, - ответил он, глядя мне прямо в глаза.

   Я чуть не подавился красным вином, которым решил смочить пересохшее горло. Огорченно вытирая мокрое пятно на рубахе, я переспросил:

   - Сколько сколько? Да тебе же их хватит, чтобы ее три раза в шубу такую завернуть, хворую и болезную.

   - Кого? - непонятливо спросил купец.

   - Да дочь твою, хворую.

   - Дык ведь для неё кровиночки и беру, - опять наполнились глаза слезами. - Вдруг меньше не поможет.

   - И почем же ты хочешь их взять?...

   Я, естественно, назвал такую цену, что у купца глаза стали с донышко пивной кружки и он произнес печальным голосом:

   - Да уж. За такие деньги мне дешевле её похоронить и самому закопаться.

   - А сколько ты можешь предложить? - поинтересовался я.

   Купец сказал. Теперь настала моя очередь смотреть на него совиными глазами. Ну а дальше...

   ... дальше пошел неинтересный разговор, очень похожий на тот, который немного раньше проходил с Семеном. Минут через двадцать мы с ним договорились. Правда, купец стонал, что я ограбил его, и что этой поездкой он и свое не возьмет, не то, что наживется. Что я всех его детей вгоню в могилу своей непомерной жадностью и жестокостью, количество которых в течении вечера менялось от одной любимой дочери, до пяти человек, а однажды даже до двенадцати человек. Но видя, что я опять поперхнулся, он сбавил обороты, поправившись что шесть из них его брата, тоже инвалида (еще вопрос, "тоже инвалид" - значит он тоже?); оставлю голодными и без отца с матерью, у которых он единственный кормилец и поилец, на которого вся надежда. А жену (тоже непонятно: то она у него есть, больная насквозь; то он вдовец, воспитывающий детей один одинешенек) в могилу вгоню; а сам он беспременно повесится, когда кредиторы его в оборот возьмут. В итоге я в конец запутался в его родственных связях, и просто сидел рядышком, кивая в особо драматичных местах страстных монологов, и отрицательно качая головой, когда он пытался снизить цену.

   Видя, что это на меня не действует, он отсчитал мне задаток, и деловым тоном начал договариваться о месте передачи шкурок. Когда забирал шкурки, то всю душу из меня вынул и все-таки выторговал монет пять. Я же, в отместку, дал на него наводку городской страже, чтобы тщательнее проверили и, если получится, то стрясли лишние монеты.

   Обработав трех купцов, мы удачно сплавили свои якобы контрабандные шкурки. На возах тоже оставалось мало товара и мы порешили отправляться домой через день.

***

   Герон нашел нас на нашем обычном месте. Мы, когда приезжаем, всегда останавливаемся в одном и том же трактире. Его хозяин, позволяет нам использовать его конюшни и склады и не возражает, когда мы расплачиваемся шкурками и другой не очень дорогой, как мы считаем, фигней. Иногда, по его рекомендации, нас находят непонятные личности, которым необходимо укрыться. Мы рады предоставить кров и немного еды нашим нежданным и незваным гостям. Лишь бы вели себя хорошо, а то ведь бывали случаи, когда постояльцы не возвращались.