Родди вспоминает, что в подвале их дома находится пленница. Её имя вылетело из головы, но он помнит гримасу ужаса на её лице, когда Эм поведала ей, как им удаётся сдержать худшие проявления старости. Идея разрушить её глупые предрассудки один за другим радует его почти так же сильно, как письмо в «Гат», которое развалит хлипкий карточный домик профессора Джорджа Хокинса. Родди забыл наказ Эмили держаться подальше от подвала. Даже если бы помнил, то закрыл бы глаза на такую глупость. Господи боже, эта женщина сидит в
Родди встаёт и идёт в дом, походя закидывая ещё один эльфийский шарик в рот. Они оказывают чудесное просветляющее действие.
13
При виде Харриса, спускающегося в подвал, Холли чуть ли не со скрипом поднимается на ноги. Она гадает, пришёл ли её конец. Родди задерживается у подножия лестницы и какое-то время просто стоит на месте, пребывая в своей собственной вселенной. На нём по-прежнему халат и пижама. Он достаёт из кармана коричневый шарик и бросает в рот. Холли не хочет думать, что это часть дочери Пенни Даль, но склоняется к такой мысли. Пальцы её левой руки сжимаются и разжимаются в кулак в такт пульсирующей головной боли, короткие ногти впиваются в ладонь.
– Это то, о чём я думаю?
Родди улыбается, словно заговорщик, но ничего не отвечает.
– Они помогают от боли? Потому что у меня всё болит.
– Да, они обладают обезболивающим эффектом, – отвечает Родди и бросает в рот ещё один шарик. – Удивительно. Несколько римских пап знали об этом благотворном воздействии. Ватикан хранит это в секрете,
– Можно я… не могли бы вы дать мне один? – Мысль о том, чтобы съесть часть дочери Пенни Даль, вызывает у Холли тошноту, но она старается выглядеть одновременно умоляющей и питающей надежду.
Родди улыбается, достаёт один маленький коричневый шарик из кармана халата и направляется к Холли. Затем он останавливается и грозит ей пальцем, как снисходительный родитель, застукавший своего трёхлетнего сына за рисованием на обоях.
– А-та-та, – произносит Родди. – Нет уж, мисс… как там тебя зовут?
– Холли. Холли Гибни.
Родди бросает взгляд на швабру, которой они проталкивают еду и воду через заслонку, затем качает головой. Он хотел было вернуть коричневый шарик в карман, но передумывает и отправляет его в рот.
– Если вы не хотите мне помочь, зачем спустились сюда, мистер Харрис?
– Профессор Харрис.
– Извините. Профессор. Вы хотите поговорить?
Родди стоит на месте и таращится куда-то в пространство. Холли хочется свернуть ему шею, но он по-прежнему у подножия лестницы, в двадцати с лишним футах от неё. Хотела бы Холли иметь настолько длинные руки. Родди поворачивается, собираясь уйти, но тут вспоминает, зачем пришёл, и снова поворачивается к Холли.
– Давай поговорим о печени. О
– Хорошо. – Холли не представляет, как ей заманить его поближе, но пока Харрис остаётся в подвале – или пока его жена, чьи мозги, по-видимому, лучше работают, не спустится вниз, – ей может подвернуться случай. – Как пробудить печень, профессор?
– Разумеется, съесть
– …не чини, – заканчивает Холли. В голове у неё так сильно стучит, что кажется, будто пульсируют сами глазные яблоки, и её мучает жажда, но она улыбается Харрису своей
– Именно! Совершенно верно! То, что не сломано, лучше не трогать. Это аксиома! Я подозреваю, что лучше всего подошла бы
– Вам понадобится
– Да!
– О пробуждении, – отвечает Холли. – Возможно… о дозревании?
– Точно. Печень – это грааль. Истинный святой грааль. Священный
– Который предотвращает простуду на губах, – говорит Холли, подверженная ей.