Холмы Фэйри: Дэстини

— Люди — требуха под ногами, — забормотал бывший лже-Йовиль и тонко, горько рассмеялся, — я не хочу из-за них надолго уходить в купель. Эти мертвые самки не стоят того, сиятельный. Моя вина есть, признаю. Но это просто игра, ничего серьезного для Трона.

Он бормотал и бормотал. А я закрыла рот ладонью, с ужасом смотря на поверженного фэйри. Преступник не понял, о чем его спрашивают и рассказывал сейчас не о голове бухгалтера весенних, а об убитых человеческих девушках.

— А Роксельтуф? — холодно глядя на лежащего, спросил Йовиль.

— Рокселя убила какая-то банда человеческих отморозков, которые расчленили его, но он знал про девчонок, поэтому пришлось забрать голову. Мы договаривались, что послания передаются через гадалку, но получилось, что бухгалтер передал себя.

Лже-Йовиль закашлялся. Смотрелось странно, когда кашель не затрагивал ни тело, ни лицо. Звук был, рот открывался, а остальное оставалось недвижимым, полностью скованным. Сид кашлял и кашлял. Нижняя часть тела погрузилась в траву, словно уходя в землю.

А полицейский вдруг задумчиво посмотрел на меня.

— Так говоришь, ты участвовал в убийстве человечек, тех, которых переодевали фэйри? Не самое хорошее известие в период официального заключения договора о регламентации союзов между людьми и фэйри. Пока люди считали себя виновными в этих преступлениях, они во многом шли нам на встречу. Одно дело, если человек убивал девушек, представляя, что это дочери Холмов. Какое гнусное отношение, непростительный человеческий расизм. И со всем по-другому звучит, если фэйри резали человечек, одевая под собственные вкусы. Очень плохая информация. Очень.

Не знаю, что случилось, но ноги понесли меня сами. Я рванула с поляны, только ветер в ушах и сердце стучит, подступая к горлу. Но рука, на которой было кольцо, вдруг онемела и потяжелела. Мое тело дернулось, словно налетев на невидимую стену, и рухнуло, проехавшись по камням дорожки.

Из носа потекла кровь, упав, я содрала локти и порвала платье. Но все это было ничто по сравнению с мягким, сочувствующим взглядом Йовиля. Он шел ко мне сквозь туман.

— Сколько эмоций, ты просто фонтанируешь ими, — прошептал он, двигаясь ко мне и протягивая руку, чтобы помочь подняться, — ты мое самое чудесное открытие в Мире Людей и самая большая потеря.

Притянув к себе, сид прижался ко мне лбом о лоб, нежно, словно крылом бабочки, коснулся моих дрожащих губ своим прохладным ртом.

— Сколько возможностей упущено, я так хотел надеть на тебя свои браслеты. Мое сердце плачет, — он посмотрел мне в глаза, прекрасный и чужой. — Никто из людей не должен знать о произошедшем. Маленькая бабочка, живущая один день, влетела в огонь чуть раньше предназначенного срока.

Он даже не называл меня по имени.

— Йовильрух, — вдруг позвал схваченный корнями фэйри, — у меня есть информация на обмен. Я готов…

Он вдруг засипел, лицо посинело и поплыло склизкой водой.

— Заклинание Сапфировой Связки, — сказал Йовиль, дернув ртом. — От нашего несчастного избавились, как вы люди говорите, подельники. Больше они не будут рисковать своими глупыми играми, зная, что один из них погиб. Даже хорошо, меньше свидетелей — крепче Трон (1). Контракт завершен, маленькая. Спасибо.

И мне стало нечем дышать. Пальцы Йовиля гладили горло, едва касаясь. Но воздуха не было совсем.

Рука не смог на меня смотреть и отвернулся, мастер воздушных заклинаний продолжал брокировать воздух, но не хотел запоминать мое белеющее лицо. Звуков не было слышно. Что будет с родителями.

В волшебном тумане сада фэйри на улице ИтамИтут я закрыла глаза.

(1) Меньше свидетелей — крепче Трон. Поговорка Холмов.

Глава 19. Купель для человека

Резко вскинувшись и замахав руками, я разбрызгала воду. И тут же упала снова, не в силах удержаться. Стоя на четвереньках, замотала головой, выкашливая жидкость, пытаясь понять, что со мной происходит.

Вокруг было темно, под руками хлюпало и разъезжалось. Песок, камни, листья. Впереди темнели стволы деревьев, что означало твердую землю, и я поползла туда.

Каждое движение отдавалось болью в суставах. Словно мне было лет сто, причем последние годы прошли в неподвижности. Организм будто вспоминал и не мог вспомнить как правильно передвинуть ногу, как оттолкнуться.

После полуметра продвижения, мои пальцы онемели от холода, а ноги скрючило судорогой. Все. До берега с деревьями я так и не доползу.

По лицу побежали злые слезы, мешаясь с грязной тинной жижей, в которой я барахталась. Меня убил мужчина, который мне нравился, которого я боялась, но кем по-девичьи восторженно восхищалась. Убил почти не задумываясь, настолько мелка и ничтожна для него была моя личность, моя судьба, все мои маленькие мысли и надежды, пусть недолгие, но единственные для меня годы жизни.