Путешественники ночевали в доме одноглазого, который пользовался в деревне всеобщим уважением, потому что когда-то был моряком и побывал даже в Венеции и Сицилии. Хотя жена отца Николая искусно перевязала рану Монтано, после долгого дня ходьбы по жаре она вновь разболелась. Гостеприимный хозяин переменил повязку, а затем, угостив их простым, но обильным ужином и подробно обо всем расспросив, постелил им постели, и скоро они уже спали крепким сном усталости.
На другой день они отправились в путь еще на заре. Хотя они проснулись очень рано, их хозяин Милош уже был готов, и за его великолепным алым кушаком торчал кинжал с серебряной рукояткой. Они вновь повернулись спиной к морю и начали карабкаться по крутым склонам.
Горы здесь уже не были такими бесплодными. Во многих местах они заросли вереском, и Алан вдруг с тоской вспомнил родные йоркширские пустоши. Вокруг цвели голубой тимьян и мята, наполнявшие воздух сильным благоуханием, когда их топтали неосторожные ноги. Звонко трещали невидимые цикады, а пестрые бабочки то садились на цветы, то снова взлетали, кружась в воздухе.
Иногда между двумя вершинами позади мелькала ослепительная синь моря, а впереди и по бокам громоздились горы - бесконечные горы всевозможных цветов: зеленые там, где росла трава или кусты, золотистые, бурые или серые там, где ничего не росло, лиловые вдалеке и все испещренные белыми пятнами еще не растаявшего снега..
Ни Монтано, ни Милош не замечали окружающей красоты. Это не удивило Алана. Ему редко приходилось встречать людей, которым нравились бы горы и их дикое величие - они были просто помехой, да к тому же еще опасной. По мнению таких людей, только безумец мог отправиться в горы с единственной целью полюбоваться А открывающимся оттуда видом. Но теперь, разговаривая с Анджелой, Алан убедился, что он не одинок в своей странной любви к горам.
Там, где позволяла ширина тропы, они шли парами - Милош и Монтано обменивались воспоминаниями о кораблях и море, а Анджела и Алан болтали на самые разные темы или восторженно цитировали отрывки из приходивших им на ум греческих стихотворений.
- Этот пейзаж напомнил мне прелестные строки Алкмана, - сказала Анджела. Ты помнишь?
Спят вершины высокие гор и бездн провалы,
Спят утесы и ущелья...
- Еще бы! А эти его стихи:
Часто на горных вершинах, в то время как
Праздник тешил бессмертных...7
Ведь правда, так и кажется, что вон на той снежной вершине собрались боги - и Зевс, и Гера, и Афина, и все остальные - и пьют там свой нектар?
- Если бы я не знала греческого языка, -- воскликнула Анджела, - как это было бы ужасно!
- Однако его не знает почти никто в мире.
Монтано, не слишком хорошо понимавший, о чем они говорят, но уловивший несколько слов, обернулся и сказал:
- Не понимаю, что вам за охота без конца говорить про греков. Видел я нынешних греков - люди как люди. Неужто их древние мертвецы были лучше?
Молодые люди возмутились и попробовали его переубедить. Но ни стихи, ни философские диалоги не произвели на капитана ни малейшего впечатления.
- Заумь какая-то! - заявил он. - Может, кому-нибудь это и нравится, да только не мне. Я тут не вижу смысла.
- Я знаю стихотворение, которое, наверное, придется тебе по вкусу, заметила Анджела с лукавой улыбкой, - хотя автором его был грек Гиппонакс.
- И слушать не хочу!
- Всего две строчки:
Дважды в жизни мила нам бывает жена
В день свадьбы, а после в день похорон.
Впервые за время их знакомства они услышали, как смеется их унылый капитан.
- И то правда! - воскликнул он. - Моя меня совсем заклевала. Вот почему все дельные люди уходят в моряки.
Алан воспользовался переменой в настроении Монтано и напомнил ему, что греки были лучшими мореходами своего времени и почти все средиземноморские порты, в которых ему довелось побывать, были основаны именно греками. Они были открывателями и исследователями новых земель - Колумбами и Веспуччп своей эпохи.
Анджела процитировала ему слова Перикла, обращенные к афинянам:
- "Мы заставили море и сушу служить дорогой нашего дерзания и повсюду оставили несокрушимые памятники сотворенного нами добра и зла".
- Хорошо сказано! - сдался Монтано. - Ты мне это напиши, когда мы устроим привал. - И грустно добавил: - Самая подходящая надпись для могильной плиты нынешнего морехода.
Некоторое время они шли молча. Затем Алан сказал Анджеле:
- Да, ты права. Люди, не знающие греческого языка, теряют очень многое, и все же у большинства нет никакой надежды его выучить.
- Это судьба, - ответила она. - Тут уж ничем не поможешь.
Вдруг Алан даже замедлил шаг, потрясенный неожиданной мыслью. Так просто, и все же никто не попробовал...
- Ничем? - переспросил он. - А что, если...
- Ну?
- Твой дядя Альд посвятил свою жизнь тому, чтобы печатать произведения греческих авторов. Быть может, мое призвание в том... чтобы переводить их.
- На латынь? Но ведь уже...
- Нет-нет! На английский.
- Английский?!
Удивление девушки было столь нелестным, что национальная гордость Алана возмутилась.
- Ну и что? - воскликнул он. - Чем английский хуже других языков? У нас есть и свой великий поэт - Чосер...