Хольнов С.Ю. - Тоннель в подсознание, или уроки Силы

Как это у неё выходило, она и сама толком объяснить не могла. Говорила, что, успокоившись, может вызвать перед умственным взором серый фон, наподобие экрана, на котором проступают картинки, касающиеся того предмета, о котором она предварительно интенсивно думала. Чаще всего это случалось с нею спонтанно.

О даре Ники знали все её многочисленные подруги, и наш дом в ту пору можно было бы назвать женской консультацией нетрадиционного профиля. Меня же она проконсультировала лишь однажды (если, конечно, ту реплику можно счесть консультацией). Дело в том, что я увлёкся классической йогой и со свойственным мне в молодости рвением не только часами ломал себе позвоночник и выворачивал суставы, но и постился, а то и подолгу голодал. Ника смотрела на моё увлечение весьма снисходительно, но однажды заметила: «Не мучай себя понапрасну. Всё это — не твоё. Лучше попробуй — как я». В ту пору я ей не поверил.

Теперь мне придётся вспомнить и описать одну примечательную сцену приблизительно того же периода.

Итак, просторная приёмная редакции популярного в семидесятые «толстого» журнала. Близится вечер, но собравшийся в ней народ не собирается расходиться. Впрочем, посетителей «со стороны» уже нет — их выпроводили под всякими благовидными предлогами. Остались только — «свои» — преимущественно сотрудники отделов, да двое-трое «родных» авторов. В центре внимания литературной публики — молодая пара, муж и жена. Скажу сразу: я ничего о них толком не знаю. Даже их имена выскочили у меня из памяти. Не помню я и того, кто именно привёл их тогда в редакцию. Впрочем, не так это и важно. Супруги работали в каком-то жутко засекреченном государственном учреждении. Хотя «работали» — не то слово. Примерно так же «работали» у профессора Павлова собаки, которым сей учёный муж вживлял в мозг электроды. Ну, поскольку это всё-таки люди, с ними, насколько я понял, обходились без электродов, однако постоянно держали под «колпаком»: даже тот их поход в редакцию был предварительно кем-то санкционирован.

Итак, вернусь к самому эпизоду. Изнуренные идеологической диетой развитого социализма, наши души ликуют, повстречавшись, наконец, с чудом. Мы ведём себя просто неприлично.

— Теперь спрашиваю я — моя очередь! — наседает на «телепатов» заведующая редакцией А.А.

(В своём обычном «рабочем» состоянии эта полная блондинка способна часами высиживать в приёмной с отстранённым видом — этакий форпост редакции, неприступный бастион для графоманов.) Но на сей раз её, непреодолимую по долгу службы, всё же ухитряется как-то отстранить невысокий щуплый Ю.Л., редактор отдела прозы. В руках у него листок, на котором написано какое-то слово.

— Я готов! Я подготовился! — едва не кричит он. Ясновидящая сидит на стуле вполоборота к Ю.Л.; она держит спину неестественно прямо, а голову — слегка откинутой. За её спиною высится муж; его рука — на плече у ясновидящей. Женщина прикрывает глаза ладонью и замирает на четверть минуты. Замираем и мы, глядя на неё. Наконец, она опускает ладонь и, откинувшись на спинку стула, сообщает нам тихим голосом:

— Получается несуразица: у вас в голове — какой-то специальный термин, а на бумажке я отчетливо вижу слово «тропа» без последней буквы «а».

Ю.Л. переворачивает листок — на нём действительно написан термин «троп» — и неуклюже шутит:

— По ясновидению вам — «пять», зато по русскому — «два».

— Несправедливо! — возмущается кто-то. — В школе этого не проходят.

Эксперимент успешно повторяется с каждым из присутствующих. Даже Метр, поддавшись всеобщему ажиотажу нисходит с магического пьедестала своего опыта, положения, возраста, своей истории. Метр стар; ему за восемьдесят. Он почти уже последний из оставшихся творцов литературы «Серебряного века». Иной раз он вспоминает — всегда к месту! — былые споры с «Осей» Мандельштамом, свою дружбу с «Сашей» Грином или то, как в пятнадцатом на императорском смотру «размахивал сабелькой» Зощенко.

Метру можно не суетиться, подобно остальным, — его тихий голос слышен и так.

— Попробуйте, милая, поиграть со мною — я, вот, тоже написал одно слово.

Ясновидящая устала. Но где ей со всей её магией устоять против магии Метра! Женщина сосредотачивается и, видимо, чересчур старается. Её муж и помощник обеспокоен:

— Хватит на сегодня! У тебя — перегрев.

Ясновидящая отмахивается:

— В последний раз. Лучше помоги мне: я что-то плохо тебя чувствую.

Наконец, она сообщает:

— Это — нерусское слово. Языка я не знаю, но могу назвать латинские буквы, из которых оно состоит.

Оказывается, Метр решил щегольнуть своим французским перед очаровательной гостьей. Начертанное им слово «printemps» означает «весна». Метр галантно склоняется над рукой ясновидящей.

Вернувшись домой, выплёскиваю восторги на Нику. Она невозмутима, точно лорд из анекдота. Ну, и что? У неё такие штучки иногда выходят сами собой. Чаще — к вечеру. Только она никогда этим всерьёз не занималась. Ей кажется, что и у меня тоже должно получиться. Ей не объяснить, почему она так решила, но она это знает. Впрочем, можем попробовать.