Холод

— Присмотри, пожалуйста, — умоляюще взглянула она на меня перед уходом. — Я завтра вернусь, или послезавтра — не знаю.

— Не волнуйся, — сказал я. — Делай, что должна. Тут всё будет в порядке.

После того, как Фросю увезли, мы с Егором заколотили разбитое окно.

— Зачем твоя сестра понадобилась помещику? — спросил я у пацана, когда мы закончили работу.

— А то не догадываешься? — хитро усмехнулся Егор. — Зачем баба барину может понадобиться.

— Вот, значит, как оно… — догадался я. — Да уж, как это я сразу не подумал.

— Ну! А чо ты хотел? Многих девок к барину водят, особенно, когда кто-то из сыновей евонных приезжает.

«Ну и порядочки тут у вас», — хмыкнул я про себя.

— А Фрося ему особенно приглянулась, ещё давно, когда Филипп был жив, — продолжал Егор.

— Филипп — это же муж её? — уточнил я, хоть и сам уже догадался.

— Ага, он самый.

— Не повезло, — проговорил я. — А чего, кстати, мужики кричали, что Фрося своего его извела?

— А я почём знаю? — нахмурился Егор и отвернулся, но мне показалось, что он лукавит.

— Да ладно, — усмехнулся я. — Вижу: что-то знаешь. Говори давай.

— Не велено говорить. Сестра рассерчает, — буркнул парень.

— Я всё равно никому не скажу. Я умею секреты держать.

— Нельзя, — ещё больше насупился пацан.

— А алтын хочешь? — я достал из кошеля монету, и у Егора аж глаза заблестели. — Расскажешь всё — получишь.

На лице парня была написана борьба. Он и монету хотел получить, и тайну сохранить.

— Только сестре не говори, что я рассказал, лады? — не выдержал Егор искушения. — И никому не говори. А то худо нам будет.

— Обещаю, — я положил монету на стол. — Да и кому я скажу? Тут меня всё село убить хочет. Думаешь, я с кем-то буду болтать?

— Филипп руки на себя наложил, — проговорил Егор. — Повесился во дворе на дереве. Я сам помогал снимать. А сестра скрыла, иначе отец Феодосий отпевать бы не стал. А до этого Филипп в хандре был неделю. Ну Фроська и наврала, мол, захворал и преставился.

— И никто не заметил следов удушения?

— Кто заметил, тот молчал. Мы переодели его и шею закрыли, — парень посмотрел на меня вопросительно и я кивнул. Он забрал монету. — А потом кто-то растрезвонил. И стали болтать, якобы Фроська его придушила.

— Понятно всё с вами, — вздохнул я. — А из-за чего повесился?

— Так ревновал он.

— К помещику?

— К сыну его. Я ж тебе сказал. Покоя не находил. Три года прожили, а потом совсем худо стало, — тут он перешёл на шёпот и покосился на печь, где уже дрыхла малышня. — Алёшка-то — барский сын. Да и Манька ещё непонятно чья.

— Кому б не стало худо… — вздохнул я. — А ты, кстати, тоже считаешь, что я колдун и виноват во всех ваших бедах?

Егор потупился:

— Ну… говорят…

— Давай выкладывай всё начистоту, — приказал я. — Да не волнуйся ты, не обижусь.

— Ребята говорят, — продолжил смелее Егор, — что, якобы, ты специально наслал бесов, а потом пришёл, чтобы тебе дали денег за то, чтобы ты поубивал их. Говорят, в Старых Ямах, где скотина подохла, тоже тебя видели.

— Верно, я там ночевал, — подтвердил я. — А что, у вас часто такое происходит: насылают мор, а потом избавляют за деньги?

— Не знаю, — пожал плечами Егор. — Как слышал, так и рассказываю.

— А сам как думаешь? Я — колдун?

— Не, — улыбнулся парень, — ты — сноходец. Сестра говорила. Ты странный, конечно, и с лошадьми не умеешь обращаться. Но ты не похож на колдуна. Ты больше на боярина какого-нибудь похож.

«А ты, пацан, недалёк от истины», — усмехнулся я про себя.

— Вот и отлично, — подытожил я. — На боярина быть похожим всяко лучше, чем на колдуна. Ну тогда спать давай, а то завтра рано вставать.

Егор вместе с малышнёй залез спать на печь, а я уселся на лавке и принялся заряжать ружья. На улице было тихо, но я опасался, что крестьяне повторят штурм, и потому решил эту ночь бодрствовать.

Я зарядил пищаль, пять лёгких ружей и пистолеты. Посчитал, что этого должно хватить, чтобы распугать мужиков. Ночь продержимся. А как только Фрося вернётся, так сразу же и уеду. Защищать селян, которые меня чуть на вилы ни подняли, я больше не желал. Да и опасно мне тут теперь было находиться. Фросю только жалко. К ней я привык, и чувствовал к девушке некоторую симпатию. Она с самого начала была добра ко мне, и ей, Егору и детишкам я всё же хотел бы помочь… Вот только что я мог сделать? В моём положении — ничего. Тут своя жизнь, свои порядки, и не мне в них лезть.

Откинувшись на стену, я задремал, но тут за окном раздались крики. Залаяла во дворе собака. Вначале подумал, что опять мужики пришли по мою душу. Взял пищаль и выглянул в окно. В сторону окраины пробежали четверо: три мужика и баба.

— Спасайтесь люди добрые! — кричал один на всю деревню. — Беда! Чудище идёт!

Я сразу понял, что на село напали моры. Разбудил Егора.

— Короче, так, — сказал я. — В селе что-то происходит. Возможно, напали моры. Я пойду узнаю, что делается, а ты сиди здесь и никуда не выходи, даже во двор. К окнам не приближайся, и мелких с печи не выпускай. Ты понял?

— Чего? — пацан протёр глаза, зевнул и спросонья уставился на меня. — А… Ага. Хорошо.

— Дверь запри и, кроме меня, никому не открывай.