Одно название на самом деле. Ветхий, истрепанные, латанный-перелатанный сто раз, и остатки узора только с одной стороны сохранились. Две кошки, да три собачки, от грязи уже почти неразличимые. Там и шарфа, считай, не осталось, только огрызки какие-то, но эти огрызки были дороги, потому что к ним прикасались когда-то мамины руки. Даже лица ее в памяти уже нет, а остался только мешочек в кармане жилета, да эти огрызки шарфа.
Ну и ладно.
Какая теперь разница?
Под мостом было действительно немного теплее; Кили пробрался в дальнюю часть, поближе к толстенным, обмотанным стекловатой и изоляцией трубам. Забился в щель между ними, чтобы грело с двух сторон. С трудом сел — живот мешал — как-то сумел подтянуть коченеющие ноги. Подержал руки на теплом боку трубы, перемотал шарф, в несколько слоев закрывая шею. Посмотрел на реку, неразличимую в темноте, снял очки, сунул в карман. Больше не пригодятся.
Хорошо бы побыстрее, подумалось ему. Впрочем, всё равно. Голова кружится, и хочется спать. И вроде уже не так холодно. Трубы греют? Наверное. И живот вроде немножко успокоился. Вот посижу тут, в тепле, подремлю, а потом, глядишь, и лето настанет… как говорили раньше? Доживем до тепла, всё и образуется.
Доживем…
— Вот забился, сука, — первый «водолаз», младше званием, махнул рукой куда-то в сторону. — Два раза крюк кидал, сползает.
— А ну, Витьк, попробуй еще разок, — приказал старший.
— Посветите… голову пригнул, соскальзывает.
— Ну хоть как зацепи, блин! — разозлился старший. — Думай, давай, молодой! Не идет за челюсть, так ты… а ну дай сюда!
— Может, завтра по свету вытащим?
— Чего ты по свету вытащишь? Он окоченеет и смерзнется весь, как потащишь оттуда? Щель узкая. Коммунальщики тебе спасибо не скажут. С гнильем потом возиться охота? Или объяснять, что нам неудобно было, поэтому у нас падаль до весны в трубах застряла у всех на виду? Кидай, давай, чего стоишь?!
С десятой попытки крюк-тройка всё-таки зацепился. Подналегли на веревку, потащили. Что-то хрустнуло, но явно не шея и не челюсть.
— В подмышку попал, — отдуваясь, сообщил старший, светя фонариком на тело. — Вот обмотался-то, падла! Где только раздобыл барахла…
— Обыскивать будем? — деловито спросил молодой.
— Обыыыскивать? — протянул старший. — Ну, обыскивай, коль не шутишь. Много всего найдешь, точно говорю. Цепку железную на шее, да вшей в пальте. Ищи, чего встал-то?
— Я… раздумал, — молодой стушевался.
— Правильно раздумал, — похвалил старший. — Значит, так. Учись, пока я живой. Это полукровный, видишь? К таким на выстрел не подходи, и никогда не трогай. Потому что у них не только ихнии болезни бывают, но и наши все. А у тебя дочка маленькая дома. А у него брюхо вон какое — кумекаешь, из-за чего?
— Больной, что ли? — опасливо спросил молодой.
— Нет, блин, здоровый, вишь, покупаться на речку пришел, — заржал старший. — Ясное дело, что больной. И дохлый. Но этот хоть без той заразы, башку давить не будем.
— То есть яйца нет, что ли?
— В башке-то? Нету. Вишь, как глаза глубоко запали? Значит, нормально. У которых яйцо, у тех всех глаза навыкате. И даже не закрываются совсем. Закроет вроде, а между веками полоска. Сечешь?
— Даже у мертвых?
— Ну а то. И у мертвых тоже. Этот просто старый. Со срока сошел, выперли, он и замерз. Обычное дело. Ладно, давай в кузов кинем, и поехали. Холодно сегодня, вот ночка, а!
— В утилизацию? — уточнил молодой.
— Смеешься? Ну на хрен. Хоть десяток наберется, тогда свезут. Или мы свезем. На двор сзади кинем, и вся недолга. С остальными полежит. Погода холодная, чем им сделается.
— А собаки не погрызут?
— Так перестреляли вчера еще собак-то, — хохотнул старший. — Тютя ты, Витька. Всё веселье проспал. Там такое было… ща расскажу, оборжешься.
Глава 2
2. Четыре тайны
— Эри, близко не походи! Стой там! Говорю, стой там, где пол белого цвета.
— Почему?
— Потому что это может быть опасно! — рявкнул Скрипач. — Ит, завел?
— Глаза разуй… так, смени, я переодеться.
— Ит, кто это, и что с ним? — с ужасом в голосе спросила Эри, отступая в белую зону. — И откуда ты его взял?
— Кто? Понятия не имею. Что? Сейчас будем разбираться. А взял… — Ит уже натягивал хирургичку, поэтому говорить ему было не очень удобно. — Там было что-то типа участка милиции. И двор. В одном углу двора лежали застреленные собаки, в другом — шесть трупов. Этот оказался живым.
— И Ит занялся любимым делом, — язвительно произнес Саб, который до этого момента молча стоял в двери.
— Каким любимым делом? — не поняла Эри.
— Приволок пада…
— Если ты произнесешь слово «падаль», я тебе разобью рожу, и не посмотрю на то, что ты сильнее, — пообещал Ит. — Рыжий, что?
— Пока держу, иди давай. Тут черти что… Саб, ты помог бы, что ли? — Скрипач поднял голову. — Хоть одежду срежь.
Саб страдальчески возвел глаза к потолку. Видно было, что он возмущен, но пока что сдерживается — и вовсе не из-за итского обещания.
— Ладно, хорошо, — проворчал он. — Переоденусь только.
— Тогда резче, — проворчал Скрипач. — Во дырка какая оригинальная… чем его так, интересно?