Холод и пламя

Перед этими событиями я имел беседу с Константином. Все императоры, с которыми я сталкивался, любили беседовать со мной, потому что им льстила мысль о том, что они могут одним движением руки заставить замолчать язык и ум, доставляющие им удовольствие. Но Константин был утонченным человеком, хотя для захвата самоличной власти убил немало людей, в том числе и Августа Лициния. Во время нашей беседы я рассказал ему о воде, начав с моих давних воспоминаний и закончив обсуждением его намерения провозгласить столицей Византию вместо Рима, конечно, после построения там акведуктов и водохранилищ. И что же сделал Константин? Он позвал «благороднейших» и любезно попросил меня повторить все, что я только что рассказал. После моего рассказа он развел руками и лукаво спросил:

— Ну как, поверим человеку, который утверждает, что жил еще во времена цензора Аппия Клавдия Красса?

И тут все презрительно рассмеялись.

О лет жестокая вода…

Я машинально шептал первые строфы, хотя император Константин еще не закончил говорить. Вся эта толпа людей у его ног — нобили и гетеры, колоны и препозиты, храбрые и закаленные легионеры должны были забыть, что с завтрашнего дня священный и вечный Рим ничем не будет отличаться от остальных городов империи. Но они не знали, что Рим обречен, потому-то Константин и покидал его почти в панике. А сам Константин не знал или не хотел знать, почему Рим обречен… После императора шел мой черед как придворного прокламатора и сейчас я скажу им всю правду. И они узнают…

Внезапно раздавшиеся громкие возгласы вернули меня к действительности. Я понял, что Константин сумел убедить их. Сколько же мне оставалось жить? Стражники тут же ли пронзят меня по знаку императора или он даст мне договорить до конца? Я взошел на пьедестал и, когда стало тихо, начал читать, положив правую руку на грудь…

— О лет великая вода
Восторгом наполняешь грудь
Ты, ясноокая вода…

…Но кто это говорит вместо меня моим голосом? Это не мои слова! Кто вселился в мое тело? Плутон? Меркурий? Янус ли заставляет меня продолжать? Или, может быть, прекрасный юноша из межзвездной галеры, который всегда является мне в навязчивых видениях?

Я закончил читать в буре грубых возгласов и акламаций. Освещенный факелами император Константин обратился к свите «благороднейших» со словами:

— Как же нам лишиться поэта, который так мастерски владеет своим искусством?

Мужи отвечали ему почтительно, но во взглядах их читался страх, удивление и скрытое озлобление.

Таким был мой последний день в Риме, потому что в ту же самую ночь я, абсолютно обессиленный, отправился вместе со всем императорским двором в Византию, которая вскоре была названа Константинополем.

VII.