Холод и пламя

Медленно, с невероятным усилием Ску выполз из биокамеры. В огромном зеркале он наткнулся на свое отражение и тут же его студенистое тело неудержимо затряслось от ужаса и разочарования. На миг его сознание помутилось от душевной боли. Постепенно приходя в себя, он снова взглянул в зеркало на бледно-серого моллюска, и сквозь истерический смех ему почудился голос отца: «И он будет человеком»… Он вспомнил, что не мог закричать и это заставило его внимательнее вглядеться в свое отражение: на него смотрело нечто похожее на гусеницу или, точнее, на огромного слизняка.

«Помни, сынок, что бы ни случилось, ты — чело-век», — с горькой иронией подумал он. Да, так и должно быть, только он не понимал, человек ли он в оболочке гусеницы-слизняка или моллюск с психикой человека. Он растерялся. А потом решил, что это детали и он по сути единственный представитель совершенно нового разумного вида. В конце концов надо принять свое положение таким, каково оно есть.

«Почему же так получилось?» — спросил он себя. Может быть, была повреждена биокамера? Но скоро он понял: радиация вызвала катастрофические изменения в генном материале эмбриона. Как же сразу ему это не пришло в голову? Ведь он сам должен отстранить мутации в наследственном аппарате остальных зародышей.

Да, все было предусмотрено, даже то, что самому ему не быть человеком. Он начал медленно ползти к регенерационному залу, оставляя за собой слизистый след.

Под огромным куполом он почувствовал себя ничтожеством. Его взгляд скользнул по ряду биокамер вдоль стены — что за чудовища могут выйти из них, если он вовремя не вмешается? Но вдруг его пронзила мысль, что он может быть единственным мутантом среди них. Узнают ли они в нем разумное существо, которому обязаны жизнью или сразу после выхода из биокамер сочтут его животным, угрожающим им, и уничтожат его? А может быть, в их генетической памяти заложено знание о нем, о первом, и они вовремя остановятся?

«Конечно, так и случится», — уверенно сказал себе он. Древние все предвидели. Они не допустят, чтобы цивилизация начала свое новое существование с убийства. «И свято чтите это великое чудо жизни», — сказал его отец. Ему будет трудно привыкнуть к мысли, что только он урод среди своих. Появятся ли у него друзья? Или он почувствует себя еще более одиноким?

Факт, что он был единственным разумным существом на всей планете, сводил его с ума, мучая даже больше собственного уродства. Поэтому он решил тут же приступить к работе. Его ждали часы напряженного труда, но это было ему на руку — таким образом он отвлечется от тяжелых мыслей, а когда почувствует себя совсем одиноким, то включит запись.

Пульт управления находится в другом конце зала. Когда он подошел к нему, то увидел под ним человеческий скелет среди тысячелетней пыли. От испуга он свернулся клубком и несколько минут не двигался.

Контрольные приборы показывали, что по прошествии стольких лет аппаратура еще действует. Это обрадовало его. Глубоко замороженные зародыши дремали в ожидании своего звездного часа. Нужно было только разбить стекло над выключателем, нажать на него и они пробудятся для жизни. А потом его работа состояла в том, чтобы внимательно наблюдать, включать и выключать механизмы, нажимая на кнопки. Он должен был работать быстро и точно, иначе любое промедление грозило лавинообразным формированием уврежденных генов.

Он начал ползти, пытаясь вскарабкаться на пульт. Путь был небольшим, но очень крутым. Он забрался еще выше, но тут же соскользнул вниз под силой своей тяжести, да и слизь ему мешала. Снова забрался и соскользнул, но с отчаянной решимостью устремился вперед. После нескольких неудачных попыток, весь в обильной слизи, он отказался от своего намерения. Он догадался, что даже если дойдет до цели, своим студенистым телом не сможет разбить стекло. Из глаз его покатились крупные слезы.

* * *

Вначале он пытался считать дни, потом месяцы, но их стало так много, что он запутался. Он уже не помнил, когда в последний раз был внизу. Длительное время он почти каждый день пытался забраться на пульт с камнем во рту, чтобы разбить стекло над выключателем. Речь шла уже не только о пуске биокамер, нет, пульт превратился для него в символ победы, в недоступную вершину, которую он штурмовал, как альпинист, чтобы доказать и самому себе, и всему миру, что в его теле горит гордый человеческий дух.

Однажды, после очередной неуспешной попытки он в большом огорчении подумал, что раз у него нет рук, то нет и смысла надеяться. «Будь таким, каков ты есть», — отрезал он, решив отказаться от борьбы и зажить такой жизнью, какую заслуживает — жизнью моллюска.