Холодильник Эйнштейна

В Париже Томсон проходил заключительный этап образовательного курса, который с детства готовил его к научной славе. Томсон родился в Белфасте в 1824 году, а восемь лет спустя вместе с семьей переехал в Глазго, когда его отец был назначен должность профессора математики в городской университет. В пятнадцать лет Томсон получил в этом университете награду за анализ того, как Земля приобрела свою форму. Год спустя его математический талант проявился снова, когда он познакомился с “Аналитической теорией тепла” французского ученого Жозефа Фурье. Эта работа поражала отсутствием какого бы то ни было определения теплоты. Фурье ставил перед собой задачу математически описать свойства теплоты и, в частности, теплового потока. В качестве примера он приводил металлический стержень, горячий на одном конце и холодный на другом. По опыту мы знаем, что теплота распространяется от горячего конца к холодному, пока температура не выравняется. Фурье показал, как математически описать такое явление. Его подход для того времени был необычен, и Фурье подвергся критике. В шестнадцать лет Томсон опубликовал подробную аргументацию методов француза в научном журнале Cambridge Mathematics Journal.

Гордый талантом сына, отец Томсона отправил его изучать математику в Кембридж. За два предыдущих десятилетия новое поколение кембриджских профессоров поддалось европейским веяниям и восстановило репутацию университета как главного в стране центра математической подготовки. Кембриджские коллеги и преподаватели Томсона подтвердили его одаренность. Серьезные ученые читали его очерки и удивлялись, что автору не исполнилось и двадцати лет.

Тем временем у отца Томсона родился план сделать сына следующим профессором натурфилософии в Университете Глазго. (Позже в XIX веке специалистов по натурфилософии стали называть современным термином “физик”.) Эту должность занимал почтенный ученый со слабым здоровьем, но отец Томсона опасался, что на нее не возьмут молодого кандидата, имеющего лишь кембриджское математическое образование, то есть обладающего талантом к абстрактному мышлению, но пока не проявившего способность демонстрировать студентам физические явления, которая высоко ценилась в Университете Глазго, ведущем учебном заведении в промышленном городе, где в почете была практичность. Томсон-старший, однако, слышал, что обучение наглядными методами особенно хорошо развито во Франции. Он посоветовал сыну по окончании Кембриджа получить рекомендательные письма в адрес видных французских специалистов, отправиться в Париж и заняться практикой.

В Париже Томсон работал ассистентом физика-экспериментатора Виктора Реньо, который получал от французского правительства финансирование для изучения термальных свойств пара. (Реньо, как и Карно, оказался в выигрыше, когда французское революционное правительство взяло курс на народное просвещение. В восемь лет он остался сиротой и жил в нищете, но затем сумел поступить в Политехническую школу и стал одним из ведущих ученых Франции.) Работа в лаборатории Реньо — даже на низкой должности, где требовалось лишь готовить пробирки и приводить в действие воздушный насос, — стала поворотным моментом в жизни молодого Томсона. Он своими глазами видел, как ведут себя вода и пар при нагревании и охлаждении. Наблюдая за усердием Реньо, он также осознал, какую важную роль в экспериментальной физике играют терпение и точность. И главное, именно в Париже — “вне всяких сомнений, альма-матер [его] научной юности” — Томсон познакомился с идеями Сади Карно.

В апреле 1845 года Томсон вернулся в Британию, где вынужден был целый год ждать, пока освободится профессорская должность в Глазго, поскольку его немощный предшественник еще цеплялся за жизнь. Тем временем Томсон зарабатывал, давая частные уроки студентам Кембриджа, и продолжал осмысливать идеи Карно, которые в деталях обсуждал со своим братом Джеймсом, также талантливым ученым. Хотя Джеймс, который был на два года старше Уильяма, всегда уступал брату, он прекрасно учился в Университете Глазго и затем работал в качестве ученика в нескольких фирмах Англии и Шотландии. Его страстью было инженерное дело — “Он говорит о нем весь день напролет”, — и они с Уильямом прекрасно дополняли друг друга в науке. Уильям обладал математическими навыками и хорошо разбирался в лабораторной физике. Джеймс имел непосредственный опыт работы с реальными паровыми машинами. Ум Уильяма был остр и гибок, а Джеймса — въедлив и упрям. Братья обожали говорить о науке и инженерии, но слушать их беседы было непросто: “Довольно забавно наблюдать, как оба брата говорят что-то друг другу и ни один из них другого не слушает”.