Холодная

С тех пор у Степановой больше не было срывов, и, казалось, она полностью излечилась. Поэтому я все же рискнула взять ее с собой.

Как же это было глупо с моей стороны. На кладбище у нее случилась истерика. Хоть Вика и утверждала всегда, что она плохо помнит тот день, была маленькой, а потом находилась в шоковом состоянии, но я знала, что это не так.

Она все прекрасно помнит. До мельчайшей детали. Я в этом уверена.

Возможно, она сама пытается блокировать в своем мозгу эти воспоминания, но каждый раз, когда они к ней возвращаются, Вика срывается. Именно это и случилось на кладбище. Она стала вспоминать.

Сначала у нее была обычная истерика со слезами, а когда Сережа и Алена уехали, и мы с Егором тоже сели в машину, чтобы сначала отвезти Вику, а потом и самим отправиться по домам, у нее случился приступ.

Егор гнал, как только мог. Если бы его машину останавливали, однозначно, Кузнецова лишили бы прав. Чудом он никого не убил, пересекая на красный пешеходные переходы со скоростью под 200 километров в час.

Вике способно помочь только одно лекарство, и оно у меня дома.

Господи, как хорошо, что там есть Максим. Наверное, впервые за все время его пребывания в моем доме, я искренне этому рада. Самойлов приезжает быстро. Я вкалываю Вике дозу и жду, когда она погрузится в сон.

Мой герой снова меня спас. Хотя нет, даже не меня. Всех нас. Если бы не он, то пришлось бы вызвать психиатричку. Они бы закрыли Вику на несколько месяцев, а это только лишние вопросы и разговоры в школе.

Захожу на кухню к Егору и Максиму, когда Кузнецов уже собирается уезжать. Как не вовремя. Но я не могу требовать от него остаться, потому что знаю, что у него уже начались проблемы с родителями из-за того, что он слишком много времени проводит со мной и забивает на семью.

— Макс, а ты можешь остаться? — спрашивает Кузнецов.

— Хорошо, я могу остаться. Но завтра утром мне надо будет вернуться.

Меня это задевает. Куда он торопится в субботу?

Максим идет проводить Егора, а я остаюсь на кухне. В доме гробовая тишина, поэтому мне прекрасно слышен их разговор в коридоре.

— Макс, первое правило клуба… — Доносится до меня голос Кузнецова.

— Никому не рассказывать о клубе. Егор, я не треплюсь.

— Я знаю. Просто на всякий случай. И еще, Макс, не забывай, что Кристина для тебя сестра и не более.

Я закатываю глаза. Ну неужели Егор снял розовые очки с их Максимом дружбы и заметил в Самойлове угрозу? Я уже думала, что не дождусь. Может, хоть теперь он переквалифицирует Максима из разряда «друзья» в разряд «соперники» и минимизирует с ним общение?

— Чувак, у меня завтра свидание с Олейниковой. Ты о чем вообще? — Отвечает ему Максим.

— Да? Это отлично.

Егор захлопывает дверь, а у меня из-под ног уходит почва. Все-таки он с ней встречается… Мой герой теперь станет чужим героем.

Руки предательски трясутся, и чашка выскальзывает из моих ладоней, с грохотом разбиваясь о кафель. Максим спешит на звук и помогает мне убрать осколки. Когда мы заканчиваем с ними, наступает неловкая пауза. Я испугалась, что Максим тут же поспешит закрыться от меня в комнате, поэтому решила хоть на не много продлить его присутствие рядом.

Его свидание завтра. А сегодня он все еще со мной.

— Можно попросить тебя сделать чай с мятой? — Обращаюсь к нему. Его удивляет моя просьба, но он соглашается. Я не говорю ему, что этот напиток был маминым любимым, и она всегда пила его перед сном. Это слишком личное воспоминание, которое я хочу сохранить только для себя.

Мы сидим в гнетущей тишине. Максим выглядит абсолютно безразличным ко мне и ко всему происходящему. Ну, а что мне еще от него ожидать? Неделю назад я очень сильно его обидела. Но я не могла тогда по-другому. Просто не знала, как.

— Вкусный чай, — я все-таки первой решаю прервать неловкое молчание.

— Спасибо.

И снова замолчали.

— Где мне лечь спать? — решил спросить он минут через пять.

— Дверь сразу после Викиной комнаты. Моя, если что, перед Викиной.

— Хорошо.

Еще через минуту я зачем-то ему говорю:

— Мою маму звали Ирина. Поэтому я ношу кулон с буквой «И». — Он поднял на меня глаза, и я ему грустно улыбнулась. — Ты спрашивал однажды, почему я ношу кулон с буквой «И», если мое имя начинается на «К». Эту подвеску отец подарил маме, когда она родила меня.

И в подтверждение своих слов достаю из-под ворота водолазки золотую цепочку.

— Теперь понятно.

Сама не знаю, зачем я ему это сказала. Должно быть, ему нет до этого совсем никакого дела. Но мне почему-то захотелось поделиться с ним чем-нибудь важным для меня. Не на столько личным, как любимый мамин напиток, но тем не менее все же личным. Тем более что Максим сам однажды спрашивал.

Я кручу в своих руках кулон и чувствую, как из глаз начинают катиться слезы. У меня был чертовски сложный день...

Максим сразу спрыгнул со своего стула и направился ко мне.

— Эй, ты чего? — Он аккуратно дотронулся до моего лица.