Холодная

Той ночью я была готова с ним на все. Я мечтала, чтобы он сорвал с меня платье, которое я так тщательно выбирала специально для него. И не только платье. Той ночью я до кончиков пальцев принадлежала ему одному…

Как же это сладко — отдать всю себя любимому мужчине. И как же это больно — понять, что ему это не нужно. А потом еще и увидеть его с другой. Спасибо отцу, что научил меня не показывать своих эмоций и не замечать предмет боли. Я думала, что этот навык может пригодиться мне только в бизнесе. Но оказалось, что в жизни в нем возникла необходимость куда раньше.

Все эти три месяца внутри меня разрасталась огромная черная дыра. Я, с одной стороны, жила, как раньше, делала все то же самое, что и раньше, разговаривала, смеялась, как раньше. Но внутри меня в это время росла дыра боли. С каждой улыбкой Олейниковой Максиму, с каждым его прикосновением к ней эта дыра становилась все больше и больше.

Находиться с Максимом под одной крышей, знать, что он всего лишь в паре метров от меня, также было невыносимо. Мне ничего не оставалось кроме как сбежать туда, где я могла почувствовать себя маленькой и беззащитной. К маме.

Вот только ее уже давно нет. Но наш родной дом все еще хранит ее запах и ее тепло, в шкафу по-прежнему висит ее одежда, пахнущая ее любимыми духами. Перед сном я ложилась на кровать в обнимку с маминым свитером и вдыхала его запах, выпуская в подушку крики душевной боли.

На следующий день я приезжаю со школы домой не на много позже Максима. Он удивлен, когда видит, что я вернулась. Я спокойно прохожу мимо него на кухню, накладываю в тарелку еду и сажусь есть. Он напрягается в моем присутствии, хочет что-то сказать, надрывно дышит.

Но я этого не вижу. Максим Самойлов больше не существует для меня. Я дала небольшую слабину вчера, когда он приходил. Сказала о своем разбитом сердце, о том, что мне больно видеть его с Олейниковой. Но я не жалею о сказанном. Как говорит папа, иногда эмоциям нужно давать выход. Я запретила себе плакать с той ночи. За три с половиной месяца — ни одной слезинки. Только крики, зарывшись лицом в подушку. Но, несмотря на это, боль скапливается, скапливается, скапливается. Вчера я чуть-чуть выпустила ее на волю. Этого достаточно.

Убираю посуду в раковину и ухожу к себе. Чувствую, как Максим провожает меня взглядом. Слышу его шаги по лестнице на второй этаж. Он останавливается в коридоре. Приближается к моей двери. Я даже чувствую, как он поднимает руку, чтобы постучать в мою дверь.

Секунда, две, три. Тихий стук. Я не отвечаю.

Стук повторяется уже более настойчиво. Через минуту Максим просто сам открывает дверь и становится в дверном проеме.

Я сижу за столом, смотрю билеты в Нью-Йорк к назначенной дате. Мне незачем поворачивать к нему голову.

— Я рад, что ты все-таки вернулась, — говорит тихо.

Я не реагирую.

Он хочет сказать что-то еще. Кажется, даже порывается подойти ко мне, но в последний момент все-таки не решается. Так и продолжает стоять в дверном проеме, молча наблюдая, как я бью по клавиатуре ноутбука.

Когда-то я бы все отдала за то, чтобы он вот так стоял в моих дверях и смотрел на меня. От его взгляда где-то глубоко-глубоко внутри начинает что-то просыпаться. Что-то, что я закопала в себя в ту новогоднюю ночь, когда он ушел. Вот только чувства не перестанут существовать только от того, что ты их спрячешь.

Он все-таки подходит ко мне, плотно закрыв за собой дверь. Бесшумно опускается на колени у моих ног и кладет на них голову лбом вниз. От прикосновений Максима по телу по-прежнему проходят разряды тока, но я уже научилась не дергаться из-за них.

— Кристина, — он то ли скулит, то ли хрипит, — я не могу с тобой, я не могу без тебя… Как же мне быть?

И после этих слов то, что было закопано внутри меня, начинает прорастать с новой силой. Мне стоит больших усилий удержать на себе броню.

— Пожалуйста, не молчи, поговори со мной. — Он говорит это ТАКИМ голосом, что я непроизвольно зажмуриваю глаза. Хорошо, что Максим меня сейчас не видит. — Скажи, что ненавидишь меня. Скажи, что презираешь меня. Скажи, что я тебя недостоин. Скажи, что между нами пропасть. Но скажи хоть что-нибудь.

Максим беспомощно поднимает на меня глаза. А я застыла на одном месте. Невидящим взглядом смотрю в монитор компьютера.

Вот он снова это делает. Одним своим взглядом с кожей сдирает с меня маску. Глаза Максима просачиваются сквозь нее и смотрят глубоко в душу. Туда, где я такая ранимая и одинокая.

Он выпрямляется, тянет руки к моему лицу, берет его в ладони и поворачивает от ноутбука на себя. Я послушно двигаюсь. Мы смотрим друг другу прямо в глаза, между нами не больше 10 сантиметров.

Я держусь из последних сил. Еще чуть-чуть и я сорвусь. Когда он так близко, когда он так нежен, я теряю себя… С Максимом всегда так было. Его близость всегда выбивала меня из колеи.

— Прекрати это, — наконец говорю ему.

— Что прекратить?

— Все это. Я по-прежнему девушка твоего друга и дочь твоего отчима.

Он не отвечает. Лишь надрывно дышит, смотря мне прямо в глаза.