Холодная

Утром мать вызвала семейного врача. Осмотрев Веру тот не нашел ничего пугающего, но счел необходимым пояснить взволнованным дамам: «Ваша девочка чересчур впечатлительна, а её организм слишком чуток к фантазиям. Ей нельзя слишком много читать и мечтать… А уж с театром будьте особенно осторожны!»

Вера Комиссаржевская в спектакле «Карточный домик» по пьесе Г.Ибсена. Фото: https://ussr-akter.ru/aktery/akteri-rossiyskoy-imperii/komissarzhevskaya-v-f

Вертинский

В 1914 году Вера сыграла свою первую эпизодическую роль, а год спустя уже снималась в главных ролях. Кинематографические карьеры в немом кино делались быстро, но взлет Веры был стремительным даже по тогдашним меркам.

Война, начавшаяся в 1914 году, удивительным образом способствовала развитию российского кинематографа. Ввоз иностранных картин практически прекратился, а публика уже привыкла к тому, что в синематографах программа менялась дважды в неделю. Срочно нужны были новые фильмы, много фильмов! Кино снималось чуть ли не круглосуточно, и Вера была готова работать на износ.

Её имя будоражило зрителей, армия поклонников росла, и одним из них стал худосочный юноша с изысканной фамилией Вертинский, который привёз ей привет с фронта от мужа, да так и застрял в близком круге обожателей.

В то время это был худющий солдатик с ввалившимися щеками и тонкой шеей. На пороге Вериного дома он предстал в обмотках вместо обуви, в ношеной гимнастерке в пятнах. Он служил тогда санитаром в передвижном госпитале, и был страшно измучен войной и чужими смертями.

Передав письмо Владимира, он стал приходить в дом Холодных каждый день. Садился, смотрел на Веру и молчал.

Однажды он набрался храбрости и попросил Веру прослушать его. Она терпеливо выслушала его никуда не годные куплеты и честно сказала свое мнение. Вертинского это не остановило – он приносил стихи и куплеты еще и еще.

Наконец, Вере что-то показалось стоящим, и она похвалила его поэзию. Это был день, когда его душа впервые по-настоящему ликовала! Вера знала толк в душевных песнях; она сама часто пела для гостей старинные цыганские романсы под собственный аккомпанемент.

Вера была коротко знакома с Арцыбушевой, которая была директором Театра миниатюр в Мамоновском переулке. Проникнувшись к Вертинскому почти материнским участием, она упросила ту устроить у себя его выступления. Он был счастлив, получая три пятьдесят в вечер, исполнять там среди прочих выступающих своего «Маленького креольчика», «Лилового негра», «В этом городе шумном…» и другие песенки.

Вера поразила Вертинского не столько своей «демонической красотой», сколько какой-то тревожной недосказанностью во взгляде огромных серых глаз. Он посвятил ей множество песен, пара которых сделала ему имя. «Креольчика», например, сразу подхватили в московских салонах.

(А шестьдесят лет спустя посвященные ей строки «Вы, кажется, потом любили португальца, А может быть с малайцем Вы ушли…» спел в уже не немом кино Высоцкий-Жеглов…)

Вере было приятно внимание Александра, и она с радостью принимала его дружбу, которую лишь однажды омрачил странный случай. Как-то Вертинский с приятелем ввалились к ней вечером. У Александра возбужденно горели глаза и прямо с порога он заявил: «Вера! Я написал новую песню… С посвящением Вам».

Предвкушая приятный сюрприз, Вера усадила приятеля за рояль, а сама села на кушетку. Вертинский встал в центре комнаты, уставился в потолок и запел в свойственной ему тоскливой манере. По мере того как он пел, сердце Веры сжималось от ужаса.

«…Ваши пальцы пахнут ладаном,

А в ресницах спит печаль.

Ничего теперь не надо нам,

Никого теперь не жаль…»

Казалось, что странная песня заполонила собой всё пространство квартиры, вытеснив из неё воздух. Вера почувствовала, что задыхается, ей мерещился запах ладана и воска. Едва дождавшись, пока закончится музыка, она вскочила с кушетки и воскликнула:

– Это же песня про мёртвую!.. Вы что же, хотите, чтобы я лежала в гробу? Какой ужас, Александр! Я ведь живая! Уберите Ваше посвящение, немедленно!

– Конечно-конечно, Вера…

Вертинский сник. Он был так окрылён своей новой песней, так спешил показать Ей стихи, что ему и в голову не пришло, что песня может произвести на неё такое впечатление.

Разговор не клеился, вечер был испорчен. Они с приятелем побыли ещё чуть-чуть и откланялись. Вера разволновалась. В голове проносись картины похорон, она видела себя лежащей в гробу среди белых кружев и цветов. Стало жарко. Она поднесла руки к щекам – они пылали. «Температура поднялась», поняла Вера. Открыв окна нараспашку, она почувствовала облегчение. Холодный московский воздух смахнул с её лба тяжёлые картины и развеял их над Бассманной улицей.

Конечно же, они скоро помирились и всего несколько дней спустя зажигательно отплясывали танго в клубе «Алатр», каждым своим па срывая восхищенные аплодисменты публики…