Холодная акватория

– Ступай, куда шел, молодец, – проворчал старик, не прекращая работы.

– Куда шел, – повторил Буторин слова рыбака, стараясь придать голосу горечь и отчаяние. – Было время, шел и цель видел. А теперь, куда ни иди – все едино. Может, и пришел уже.

– Что так? – Старик оторвался от лодки и пристально посмотрел на незнакомца.

– Да так, – пожал плечами Буторин. – Ни дома, ни семьи, ни друзей.

– Молод ты для таких речей, – хмуро заметил рыбак. – Седины много, да разума она тебе, видать, не добавила.

Виктор провел ладонью по волосам и усмехнулся. Недоверие. А когда он вообще встречался в этой жизни с доверием? Может, еще в школьные годы? В детстве? Родители и то к нему осторожно относились. Дети всегда врут. Виктор теперь понимал, что и взрослые детям частенько врали.

– Откуда пришел-то? – снова спросил рыбак. – И что тебе там не жилось, откуда явился? Думаешь, нам тут вольготно?

– В этом и беда, старик, – вздохнул Буторин. – Не помню я ничего. Из больницы я как три дня. Как попал туда, не помню. Врачи сказали, что люди на улице подобрали. Контузия. Подлечили. А как немцы к городу стали подходить, меня и выпроводили. Как жить, теперь не знаю. И кто я, не знаю.

– Эк тебя, парень, угораздило. – Взгляд старика стал мягче. – А ночуешь-то где? Крыша есть над головой?

– Нашел тут подвал пустой, лежанку сделал, – вздохнул Буторин, не забывая посматривать по сторонам, следить, не привлекает ли он внимания. – Днем хожу, ищу, кому помочь. Хоть за кусок хлеба. Вот к вам пришел, думал, может, рыбаки возьмут в артель.

Виктор таким образом обезопасил себя от лишних расспросов. С одной стороны, тельняшка на нем намекала, что он свой – моряк или рыбак. Но если кто-то заподозрит его в неумелости или незнании морских тонкостей, вполне можно сослаться на то, что не знаю я, откуда у меня тельняшка. В больнице, когда выписывали, кое-какую одежонку собрали. Часто за эти дни в разговоре с незнакомыми людьми он добавлял, что у него и справка из больницы есть… с диагнозом.

Рыбаки посмотрели на него, подумали, переглянулись. Кто-то нахмурился и отвернулся, кто-то пожал плечами. Наконец один из них, видимо, пользовавшийся большим авторитетом, старый грузный рыбак, которого все называли «Боцман», махнул рукой:

– Ладно, бедолага, оставайся. Работать будешь, будешь и есть с нами. Сколько потопаешь, столько и полопаешь. А нет, так уж не обессудь. Не умеешь, так оно нашему делу всегда научиться можно. А что будет завтра, мы и сами не знаем. Видишь, что вокруг делается. А дома жены и дети. Нету мужиков взрослых. Только вот мы старики да калеки немощные, в городе остались. Ты-то хоть с руками и ногами. Голова у тебя не работает, но руки-то есть. Они вспомнят.

Наблюдать Буторин умел. И кое-что делать руками тоже. Работа разведчика научила его в свое время безошибочно играть разные роли. И сейчас, глядя и оценивая, что и как делают рыбаки, он старался копировать их действия, и у него вскоре стало получаться. Как сообща спустить сеть, так чтобы она за баркасом накрыла большую площадь, охватила косяк рыбы. Как сеть выбирать, чтобы не порвать и чтобы рыбу не упустить. Да и тяжела мокрая и полная рыбы сеть. Ее не просто выбрать из воды. Хотя за то время, что Виктор был с рыбаками в море, более или менее приличный улов у них случился только раз. И то благодаря Боцману, который хорошо знал, где и когда лучше всего брать рыбу. Сейчас вода становится холодной, пищи больше на мелководье, вот рыба и пытается подойти ближе к берегу.

Небольшое судно с крестом на борту, судя по всему, сторожевой корабль, направился к рыбакам. На баркасе все замерли. Немец шел прямо на них, и никто не мог точно сказать, остановится, отвернет сторожевик или так и пройдет, подмяв корпусом деревянное рыбацкое суденышко.

Но сторожевик все же сбавил ход. Рыбаки стояли на баркасе, мокрая сеть лежала под ногами, кое-где трепыхалась пойманная рыба. Немецкое судно подошло борт о борт с рыбаками. Через леера перегнулся немецкий моряк в сдвинутой на одну бровь форменной фуражке и закричал на ломаном русском:

– Эй, русские рыбаки! Кто есть у вас старший? Староста?

– Я старший, – шагнул вперед Боцман.

– Слушай, староста. – Немец поднял вверх указательный палец. – Мы разрешать вам ловить рыба. Но от берега отходить одна миля. Дальше будем вас убивать. Стрелять будем. Дальше нельзя!

– Понял, – кивнул Боцман. – Ловить рыбу вы разрешаете не дальше одной мили от берега.

– Молодец, – засмеялся немец. – Умный рыбак. Мы будем смотреть за вами! Ловить только свои. Чужих среди вас нет.

– Нет чужих, – заверил Боцман, бледнея. – Только свои.

Сторожевик загудел двигателями и, поднимая винтами белые буруны, ушел в открытое море. Рыбаки разом облегченно вздохнули и сели, кто где стоял. Ноги не держали. Обошлось, хотя от фашистов можно было ожидать чего угодно.