— Я встретил вашу сестру весной 1940-го. Я работал для журнала «Лайф». Она занимала весьма высокое социальное положение тогда, но это вам известно.
— Да.
Он напряженно глядел в сад.
— Я сделал очерк о замке Вуанкур, который по разным причинам не был опубликован, но это означало, что мне нужно было взять интервью у графини…
— У Гортензии?
Он обернулся с кривой улыбкой на лице.
— Настоящая леди. Она тогда только что потеряла четвертого мужа, полковника артиллерии, его убили на фронте.
— Да, я знаю. А моя сестра?
— О, мы стали… — Крэйг выдержал паузу, — хорошими друзьями. — Он вернулся к камину и сел. — А потом немцы взяли Париж. Я представлял нейтральную страну, и они поначалу не трогали меня, но потом я, по их мнению, связался не с теми людьми, так что мне пришлось быстро смываться. Я приехал в Англию.
— Что произошло, когда вы вступили в этот ваш ОСС?
— Я попал туда не сразу. Америка в то время еще не была в состоянии войны с Германией. Сначала я работал на аналогичную английскую организацию — ИСО. Можно сказать, та же работа. Я перешел к своим позже.
— А как моя сестра оказалась втянутой в эти дела?
— Высшее немецкое командование стало использовать имение вашей тетушки. Генералы, адмиралы, разные бонзы — в общем, люди их круга приезжали туда на несколько дней отдохнуть или на совещание.
— А Анн-Мари и моя тетка?
— Им разрешили остаться, ведь они вели себя лояльно; для пропаганды было хорошо, когда графиня де Вуанкур и ее племянница играли роль хозяек.
Женевьева вдруг рассердилась:
— И вы ждете, что я этому поверю? Чтобы Гортензия де Вуанкур позволила кому-то использовать себя таким образом?!
— Помолчите минуту и дайте мне все вам объяснить, — сказал Крэйг. — Вашей сестре было разрешено ездить в Париж, когда ей этого хотелось. Там она связалась с людьми из Сопротивления. Она предложила нам свои услуги, и, надо сказать, она находилась в очень выгодной ситуации.
— Значит, она стала агентом… — тихо проговорила Женевьева.
— Вас это не удивляет, как я вижу?
— Меня — нет. Возможно, она делала вашу работу в свойственной ей изящной манере.
— Война, — тихо заметил Крэйг Осборн, — ни в коей мере не является изящным занятием. То, чем занималась ваша сестра, трудно охарактеризовать этим словом, если помнить, что сделали бы с ней немцы, если бы поймали.
— Думаю, я должна сказать вам, что работаю сестрой в госпитале св. Варфоломея в Лондоне, майор, — сказала Женевьева. — Десятый военный госпиталь. В последнюю неделю моего дежурства к нам поступил один из ваших мальчиков, стрелок «летающей крепости», и нам пришлось ампутировать то, что осталось от его рук. Не надо объяснять мне, что такое война. Я имела в виду нечто совсем иное. Если вы знали мою сестру так хорошо, как говорите об этом, я уверена, что вы поняли меня.
Крэйг не ответил, он встал и начал быстро ходить взад и вперед по комнате.
— Мы получили информацию о специальном совещании, которое немцы собираются провести в замке. Очень важное, настолько важное совещание, что нашим людям потребовалась встреча с Анн-Мари. Она сказала, что отправляется в Париж, и отсюда направили специальный самолет, «лизандр», чтобы доставить ее в Англию для получения инструкций, а потом отправить обратно.
— Разве это так просто?
— Это делается все время. Регулярное челночное сообщение. Я сам так летал несколько раз. Предполагалось, что она доберется на машине до Сен-Мориса, чтобы сесть в поезд до Парижа. На самом деле машину припрятали, а ее довезли на тракторе прямо до поля, на которое должен был приземлиться «лизандр».
— И что произошло?
— По сведениям людей из Сопротивления, они были сбиты немецким ночным истребителем, не успев даже набрать высоту. Кажется, самолет взорвался мгновенно.
— Понятно, — ответила Женевьева.
Он перестал метаться по комнате и зло бросил ей:
— Вам не жаль ее? Вам вообще все равно?
— Когда мне было тринадцать лет, майор Осборн, — ответила Женевьева, — Анн-Мари сломала мне большой палец на правой руке в двух местах. — Она подняла палец. — Видите, он до сих пор слегка изогнут. Она сказала, что хочет выяснить, какую боль я способна вытерпеть. Она использовала щипцы для раскалывания орехов старого образца, те, что сжимаются очень крепко. Она сказала, что я не должна кричать, как бы ни было больно, потому что я — де Вуанкур.
— Боже мой! — прошептал Крэйг.
— И я не кричала. Я просто упала в обморок, когда боль стала невыносимой, но палец был уже сломан.
— И что было дальше?
— А ничего. Просто шалость, которая плохо кончилась, вот и все. Когда дело доходило до отца, сестра никогда не делала ошибок. — Она налила себе еще чаю. — Между прочим, что вы сообщили отцу?
— Я просто сказал, что, по сведениям нашей разведки, ваша сестра погибла в тяжелой автокатастрофе.
— Но почему вы рассказали правду мне, а не ему?
— Потому что вы выглядели человеком, который сможет это вынести, а он — нет.
Она мгновенно поняла, что он лжет, но в этот момент мимо окна прошел отец. Она встала.
— Я должна посмотреть, как он.
Когда она открыла дверь, Крэйг сказал: