Ада положила вещи обратно в сундук и прошла в свою комнату, где, быстро просмотрев выдвижные ящики комода и платяные шкафы, остановила под конец свой выбор на розовато-лиловом платье, которое было на ней во время праздника на реке Уондо. Она отыскала также французскую соломенную шляпу, которую Монро купил ей, когда они путешествовали по Европе; тогда ей было пятнадцать лет. Поля шляпы обтрепались по краям, из них торчала солома. Она знала, что Руби была бы против того, чтобы использовать это платье для пугала, но вовсе не из сентиментальных соображений, просто материалу, из которого оно было сшито, можно было бы найти лучшее применение — разрезать и сшить из него наволочки на подушки или верх лоскутного одеяла, сделать салфеточки под голову на спинки кресел и еще какие-нибудь полезные вещи. Впрочем, Ада решила, что, если потребуется шелк, у нее есть другие платья, которые можно будет пустить в дело. А выбранное ею было единственным, которое она хотела бы видеть на пугале, стоящем в поле под дождем и ярким солнцем. Она вынесла платье наружу, затем соорудила костяк для пугала, связав вместе крест-накрест два бобовых шеста, и установила его в центре огорода, забив в землю кувалдой. Сверху Ада водрузила голову, сделанную из поношенной наволочки, угол которой она набила листьями и соломой, а потом намалевала на ней ухмыляющееся лицо краской, которую сделала, хорошенько перемешав сажу из камина и ламповое масло. Натянув платье на крестовину, она набила его соломой и в довершение водрузила сверху соломенную шляпу. К концу набитого соломой рукава она прикрепила ведерко с проржавевшим дном. Затем пошла к изгороди, нарвала там букет из золотарника и астр и поставила его в ведро.
Когда все было готово, Ада отошла и критически осмотрела свою работу. Пугало стояло, глядя на Холодную гору, как будто это она сама остановилась во время неспешной прогулки за цветами для букета на обеденный стол, пораженная вдруг красотой пейзажа. Широкая бледно-лиловая юбка развевалась на легком ветерке, и Аде вдруг пришло в голову, что через год платье выгорит и приобретет цвет старой кукурузной шелухи. Сама она была в платье из набивного ситца и с соломенным капором на голове. Ада подумала, что, если кто-то стоит сейчас на верху хребта Джоунас и смотрит вниз, в лощину, вред ли ему удастся различить, кто есть кто и какая из двух фигур всего лишь пугало, поставленное в поле.
Она вымыла руки в тазу на кухонном крыльце и приготовила себе обед из нескольких темно-коричневых пластиков ветчины Эско, холодных лепешек, оставшихся от завтрака, и клинышка печеной тыквы от вчерашнего ужина. С альбомом в одной руке и тарелкой в другой она пошла к столу, стоявшему под грушевым деревом. Поев, Ада пролистала альбом — последний рисунок цапли, наброски ягод кизила, плодоносящая гроздь сумаха, пара водомерок, — пока не открыла чистую страницу; там она нарисовала пугало, а над ним ворону с драными крыльями. Она написала внизу дату, приблизительное время и текущую фазу луны. В самом низу страницы она перечислила названия цветов в букете, помещенном в ведро, а в свободном углу нарисовала во всех подробностях цветок астры.
Вскоре после того как Ада закончила рисунок, на дороге появилась Руби, которая шла пешком. Она вела под уздцы коня, на спине которого висели шесть бугорчатых мешков с капустой, связанных парами. Это было на два мешка больше, чем они рассчитывали, но Руби не стала из гордости отказываться и отвергать великодушный порыв Эско. Ада направилась к дороге. Руби подошла к ней и, засунув руку в карман юбки, вытащила письмо.
— Вот, это тебе, — сказала она. — Я заезжала на мельницу.
В ее тоне звучала убежденность, что любое послание, переданное не голосом и стоя лицом к лицу, а как-то иначе, весьма вероятно, будет содержать плохие вести. Письмо было помятым и грязным, как старая рабочая рукавица. Оно намокло, пока шло до адресата, а когда высохло, все сморщилось и покрылось пятнами. На нем отсутствовал обратный адрес, но Ада узнала почерк, которым было написано ее имя. Она сунула письмо в карман, не желая читать его под испытующим взглядом Руби.
Вместе они разгрузили мешки рядом с коптильней, и, пока Руби отводила коня в конюшню, Ада прошла на кухню и положила на другую тарелку то же самое, что было у нее на обед. Потом Руби ела, рассуждая во время еды о капусте и о том, как много они могли бы приготовить из нее. Аде действительно показалось много — квашеная капуста, жареная капуста, вареная капуста, капустные листья с начинкой, салат из шинкованной капусты.