Холодная гора

Они с Руби работали косами, кривыми ножами и серпами большую часть предыдущего месяца, скашивая траву и подрезая кустарник, и оставили его лежать там, где он рос. Все вместе — стебли ежевики, высокая трава, подросшие сосенки и сумах — лежали на солнце несколько недель и сейчас полностью высохли. Когда Ада сгребла все это вилами в огромную кучу размером с амбар, воздух наполнился запахом увядшей листвы. Она ногой подтолкнула клок сухой травы и несколько гнилых палок к краю кучи и подожгла. Когда костер занялся и разгорелся, она поставила стул в круг его тепла и села читать «Адама Бида», но не могла полностью сосредоточиться на книге. Ей приходилось часто вставать, чтобы не дать огню распространиться по стерне дальше на поле, и прибивать языки пламени обратной стороной вил. И затем, когда пламя утихало, ей нужно было подгребать костер, чтобы крупные ветки как следует прогорели, с каждым разом уменьшая его диаметр. Когда приблизился вечер, костер превратился в высокую пирамиду, и языки пламени поднимались над ней, словно это был действующий вулкан в миниатюре, изображение которого она видела в книжке о Южной Америке.

Работа не давала ей сосредоточиться на романе. К тому же у Ады так долго росло раздражение против Адама и Хетти и против остальных персонажей романа, что она бросила бы читать эту книгу, если бы не заплатила за нее так много. Ей хотелось, чтобы все они были более энергичными и не так сильно зависели от обстоятельств. Они нуждались только в большем размахе, в расширении своих границ. Поезжайте в Индию, направляла их Ада. Или в Анды.

Заложив страницу стебельком тысячелистника, она закрыла книгу и положила ее на колени. Ада подумала, не утратит ли литература для нее интерес, когда она достигнет такого возраста или душевного состояния, что ее жизнь пойдет таким уверенным путем, что то, о чем она читает, перестанет казаться ей столь значительным, так как она уже не будет рассматривать содержание книг как варианты своей судьбы.

Недалеко от нее стоял большой куст чертополоха. Она вспомнила, что не стала его срезать, а только скосила серпом вокруг него траву, придя в восхищение от его только что распустившегося пурпурного пушистого цветка, но сейчас он стоял засохший и серебристо-белый. Ада протянула руку и стала выдергивать из его головки мягкие белые клочки. Она размышляла о том, что, поскольку каждое местечко в этом мире, похоже, является прибежищем для каких-нибудь созданий, она должна узнать, кто может быть обитателем этого чертополоха. Вскоре пух окружил ее, разлетевшись на ветерке, и запутался в ее пропахшей дымом одежде и волосах. Она не обнаружила ничего, кроме неприятного, похожего на краба существа размером не больше булавочной головки, одиноко живущего в завядшем бутоне. Насекомое, ухватившись за пушинку задними ножками, двигало парой клешней на голове, видимо угрожая. Ада дунула на светлую пушинку и на безымянное существо, а потом наблюдала, как их подбросило вверх и они поплыли по ветру, пока не исчезли в небе, как, если верить поверью, исчезают в небесах души покойных.

Вначале, когда она зажгла огонь и начала читать, свет был яркий и ровный, небо довольно равномерно менялось от горизонта к зениту, от белого к синему, так, что оно напомнило Аде мастерски написанные пейзажи. Но сейчас печать вечера легла на пастбища и склоны холмов. Небо разделилось на полосы и завитки приглушенных цветов, пока весь западный небосклон целиком не стал словно мраморная бумага на обложке ее дневника. Канадские гуси, выстроившись клином, с криком летели на юг, выискивая место для ночевки. Подул ветер и поднял вверх юбки пугала, стоявшего в огороде.

Уолдо подошла к воротам у конюшни. Она постояла в ожидании, а потом замычала, давая знать о том, что у нее полное вымя молока, так что Аде пришлось встать со стула. Она отвела корову в стойло и подоила. Воздух был тихий и сырой, к концу дня похолодало, и, когда корова повернула голову назад, чтобы посмотреть на Аду, сидевшую на скамеечке возле ее вымени, ее дыхание вырывалось с облачком пара и пахло мокрой травой. Ада тянула за соски и наблюдала за молочными струйками, прислушиваясь к изменению звука их падения по мере наполнения ведра: вначале громкий шипящий звук, когда струйки бились о стенки и дно ведра, затем более тихий, похожий на шорох моросящего дождя. Ее пальцы казались темными на фоне розовых сосков.

Ада отнесла ведро с молоком в будку над родником и вернулась на поле, где огонь все еще медленно горел под слоем пепла. Не было никакой опасности, даже если бы он горел всю ночь, хотя Ада не хотела его оставлять, чтобы Руби, поднявшись вверх по дороге, застала ее, покрытую копотью, стоящей как недремлющий часовой и наблюдающей за догорающим костром.