Холодная ярость

Сейчас, когда испытание фильмом закончилось, на столе перед Мариной лежали только сама видеокассета и косноязычный рапорт младшего лейтенанта ППС о том, как чемоданчик с этими кассетами оказался у него в руках.

- Это все материалы? - уточнила Марина, стараясь больше не думать об увиденном, сосредоточиться на рабочих вопросах.

- А тебе мало? - пожал плечами майор. Потом подумал мгновенье и, хмыкнув, сам ответил:

- В принципе, конечно, мало. Надо найти изготовителей, найти жертвы, вообще отследить всю цепочку. Ну и распространителей, естественно. Судя по всему, эти кассеты как раз везли для продажи. Вот и все, что от вас требуется для начала, товарищ старший лейтенант.

- А вы уверены, что я справлюсь? - покачала головой Марина, которой после фильма нестерпимо хотелось курить. Она уже мечтала о том, как выйдет во двор и глубоко затянется - надо же снять стресс после кошмара. Расследование может быть сложным, - добавила она, вставая.

- Не сложным, а очень сложным, - засмеялся Вербин, тоже поднимаясь из-за стола, - вот в этом я точно уверен. Но я уж постарался, чтобы ты не заскучала у нас. Чтобы ваше первое дело, товарищ старший лейтенант, было неординарным.

- И у вас это получилось, - медленно, с чувством досады произнесла Марина и пошла во двор - обдумывать план действий.

Она терпеть не могла, когда к ней обращались по званию - старший лейтенант. Несомненно, и майор заметил, как ее всегда коробит при этих словах.

А сейчас намеренно обращался к Марине именно так - это не случайно. Хотел подчеркнуть важность задания. Зря, она и без того достаточно ответственно.

Что майору точно удалось - так это "завести" ее, заставить неотрывно думать о преступлении, которое предстояло раскрыть. Не сдаваться. Найти и обезвредить.

"Полиция нравов", или, как это именуется на официальном языке, Отдел по борьбе с правонарушениями в сфере общественной нравственности, находилась не в основном здании ГУВД, а во дворе самого обычного дома на окраине города. И вывески тут нет никакой: кому надо, тот знает.

Каждый раз, переступая утром порог своего служебного кабинета, Марина с легким уже теперь смущением вспоминала, как совсем недавно пришла сюда в первый раз. Здесь она встретилась с майором Вербиным - начальником отдела "полиции нравов", и они познакомились. А если точнее - познакомились вторично, потому что была у них уже однажды встреча, о которой оба они, не сговариваясь, молчали. Но хоть ни разу и не вспомнили о той, первой встрече, все же Марина долгое время при одном взгляде на Вербина испытывала дрожь в коленках и сухость во рту... Впрочем, теперь она уже предпочитала не вспоминать ни о чем, а то попросту не смогла бы работать в отделе. И без того, получив приглашение перейти сюда, она слишком долго раздумывала.

Дело тут было не только в том, что между нею и Владимиром Вербиным имелась личная тайна. Марина опасалась, что не справится с новой работой. Одно дело - быть инспектором по делам несовершеннолетних, а совсем другое сотрудником "полиции нравов". Иная специфика. Но, к удивлению Марины, Вербин, обратив на нее внимание, стал настойчив в своем приглашении работать здесь, с ним и его товарищами. Вот уж чего она совсем не ожидала!

- Я боюсь не справиться, - сказала Марина, когда Вербин в первый раз заговорил о своем предложении. - Мне никогда не приходилось заниматься такими вещами. Все-таки одно дело - дети, подростки, хоть и трудные, а совсем другое - взрослые, да еще такие, как ваши подопечные...

Вербин хмыкнул и вдруг заметил:

- Между прочим, Марина Сергеевна, наши подопечные - это бывшие ваши трудные подростки. Одно вырастает из другого.

Он был прав. И Марина согласилась в конце концов перейти на службу в отдел.

Унчанск - большой город, и в нем далеко не все сотрудники милиции знают друг друга. Инспектор по делам несовершеннолетних старший лейтенант Марина Карсавина могла вообще никогда не встретиться с майором Вербиным начальником отдела "полиции нравов": судьба могла попросту ни разу не свести их.

Может, все бы так и было, если бы не случай, да еще въедливость самой Марины.

Завуч одной из школ как-то после совещания в роно пожаловалась ей на то, что несколько девочек-старшеклассниц повадились выходить по вечерам на дорогу, чтобы торговать своим телом.

Толстуха завуч была в ужасе от этого и таращила глаза так, словно сейчас на дворе все еще семидесятые годы. Когда было не так уж много соблазнов и "чуждых" веяний и в воздухе висело умиротворяющее застойное спокойствие. Когда каждый мог по очереди купить себе "Жигули", получить к празднику продуктовый набор с палкой несъедобной колбасы и не завидовать соседу, потому что тот был таким же нищим и задавленным человечком. Тогда не знали, что такое наркомания, никто в глаза не видывал ни кока-колы, ни порнофильмов, а разврат по-советски никому не приходило в голову назвать страшным западным словом "проституция"...

Правда, число самоубийств и искалеченных абортами женщин росло в геометрической прогрессии, но то была закрытая информация...