Холодная луна

Готовясь к уходу Амелии, Райм пришел к заключению, что Рон Пуласки со временем может ее заменить как эксперт достаточно высокого уровня. Он парень сообразительный, неглупый и не менее упертый, чем Лон Селлитто. А за годик или даже меньше Райм его пообтешет… Вместе с Роном они будут осматривать места преступлений, анализировать полученные материалы, находить преступников и отправлять их в тюрьму. Система будет продолжать работать без перебоев. Процесс защиты законности и порядка в стране гораздо важнее чувств отдельно взятых мужчины или женщины. Так устроена жизнь, и ничего тут не поделаешь.

Да, система будет продолжать функционировать… Но было невероятно трудно представить себе эту систему без Амелии Сакс.

«Черт с ними, с распроклятыми чувствами! – злобно произнес про себя Райм и взглянул на доску со схемами. – Он где-то там. Я обязательно его найду. Он… не… уйдет».

– Что? – переспросил Пуласки.

– Я ничего не говорил, – рявкнул Райм.

– Нет, говорили. Я только что… – Он умолк под злобным взглядом Райма.

Вернувшись к просмотру материалов, Пуласки спросил:

– Заметки, которые я нашел в машине Бейкера, сделаны на дешевой бумаге. Мне нужно применять нингидрин для проявления того, что там может быть написано скрытыми чернилами?

Райм начал отвечать, но его перебил женский голос:

– Нет. Вначале нужно попробовать пары йода. Затем нингидрин. А потом нитрат серебра. Анализ делается всегда только в такой последовательности.

Райм поднял голову и увидел на пороге Амелию. И сразу попытался изобразить вполне доброжелательное выражение лица. Будем учиться лицемерить. Быть великодушными. Быть взрослыми.

– В противном случае, – продолжала Амелия, – может начаться химическая реакция, и ты испортишь отпечатки.

Пуласки кивнул. Молчание.

Как-то чертовски неуклюже все выглядит, подумал криминалист.

Амелия быстрым взглядом окинула собранные материалы.

Райм не отрываясь смотрел на свои схемы, и напряженное молчание между ними стало подобно ледяному декабрьскому ветру, дувшему за окном.

– Извини, – произнесла она наконец.

Было так необычно слышать от Амелии подобные слова. Она извинялась примерно так же часто, как и Райм. То есть практически никогда.

Райм ничего не ответил. Он не отрывал взгляда от схем.

– Да, мне в самом деле очень жаль.

Раздраженный слюнявой рождественской сентиментальностью, он отвернулся, нахмурившись и с трудом сдерживая гнев. И только тут понял, что она обращается совсем не к нему. Она смотрела на Пуласки.

– Я постараюсь это тебе как-то компенсировать. Ты сможешь поработать со следующим местом преступления. А я буду тебе помогать. Или даже с двумя.

– Каким образом? – спросил Рон.

– Ты ведь наверняка слышал, что я ухожу.

Он кивнул.

– Я передумала.

– Ты остаешься? – переспросил Пуласки.

– Остаюсь.

– Ну и никаких проблем. Я совсем не против совместной работы.

Чувство облегчения при мысли о том, что он не будет единственной мурашкой, на которую Линкольн Райм устремит свое увеличительное стекло и критический взгляд, явно перевесило разочарование от возвращения на не слишком почетную роль ассистента.

Амелия пододвинула стул и поставила его так, чтобы смотреть Райму прямо в глаза.

– А я думал, ты в «Арджайле», – сказал он.

– Я действительно ходила туда. Чтобы отклонить их предложение.

– И можно мне спросить почему?

– Мне позвонили. Сюзанна Крили. Жена Бена Крили. Она поблагодарила меня зато, что я ей поверила, и зато, что я нашла убийц ее мужа. Она плакала и говорила, что для нее была невыносима мысль, что ее муж покончил с собой. Убийство ужасно, но самоубийство любимого человека подрывало те основы, на которых в течение многих лет строилась ее жизнь. – Амелия рассмеялась. – Узел на веревке и сломанный палец… И я поняла, что в этом-то и заключена основная суть нашей работы, Райм. А не в том дерьме, в котором я на какое-то время увязла, с политикой, отцом, с попытками Бейкера и Уоллеса расправиться со мной… Не надо все усложнять. Быть полицейским – значит пытаться найти истину, скрывающуюся за узлом на веревке и сломанным пальцем.

«Ты и я, Сакс…»

– Ну, – спросила она, кивнув на доски, – как дела у нашего плохого парня? Есть что-нибудь новое?

Райм кратко обобщил имеющиеся сведения о Часовщике:

– Скалолаз или альпинист, подготовку получил в Европе. Много времени провел в Калифорнии на побережье. Был там совсем недавно. Возможно, проживает там и сейчас. Блестяще образован. Безупречная грамматика, синтаксис и пунктуация. Я собираюсь просмотреть каждый винтик и колесико в часах, которые он мне подарил. Он ведь на самом деле Часовщик. А это значит, что скорее всего он в них копался. И если там осталась хоть молекула его следов, я ее найду. – Райм кивнул на записку преступника и добавил: – Он признается, что наблюдал за отелем, в котором жила Шарлотта, когда вы производили арест. Необходимо тщательно осмотреть все места, с которых он мог производить наблюдение. Вот, Рон, тебе и нашлась работа.

– Понял.