— Давайте я пока побуду с вами, — мягко предложил он. — Вот, держите. — Он взял с дивана вязаное покрывало, накинул его мне на плечи, а потом усадил меня на диван спиной к иллюминатору.
Тут у меня хлынули слезы наконец.
— Все нормально, Дженевьева, — пробормотал Карлинг. — Все будет хорошо.
Симпатичный человек, подумала я. И лицо такое доброе. Как у Дилана. У Дилана лицо было доброе. Такое лицо никто не будет любить, кроме матери, говаривал он. С виду настоящий громила, нос сломали еще в детстве на боксе, уши приплющены, голова бритая наголо — но какой чувственный рот, какие прекрасные, какие добрые глаза! Ни одна девица не сочла бы его красивым, и это, наверное, к счастью, иначе я бы еще быстрее запала на него и наша история обернулась бы по-другому. А я поняла, как он мне дорог, лишь когда уехала из Лондона, когда уже ничего нельзя было изменить. И вот пять месяцев спустя он разговаривает со мной по телефону так, словно и знать меня больше не желает.
Карлинг сел в кресло, оглядел салон. Интересно, бывал ли он раньше на борту жилого судна?
— Может быть, хотите пройтись посмотреть? — спросила я.
— Что? А! — Он так забавно смутился, словно я поймала его на чем-то недозволенном. — Нет, все в порядке. Просто красиво тут у вас. Вы здорово поработали.
— Приятно слышать.
— Почему вы решили поселиться на воде?
Я улыбнулась знакомому вопросу:
— Сама не знаю. Мне всегда хотелось купить судно и целый год возиться с ним, приводить в порядок.
— Дорого, наверное?
— У меня была в Лондоне хорошая работа, я несколько лет копила.
— А что собираетесь делать, когда этот год закончится?
— Не знаю. Может быть, останусь жить на борту, подыщу себе работу поблизости. Или вернусь в Лондон.
На понтоне шум, крики. Тащат наверх покойницу. Позднее Джози рассказала мне, что четверо полицейских, надев болотные сапоги, полезли в ил, а еще четверо помогали им с понтона. Джози наблюдала всю сцену с «Тетушки Джин». На краю понтона поставили палатку, она ходуном ходила под натиском ветра, но давала хоть какое-то убежище от заполонившей парковку прессы. Кэмерон беседовал с журналистами, а тем временем прямо за бортом моей баржи Кэдди тащили из воды на понтон. Кэдди была маленькой, весила не более сорока пяти килограммов, и все же им пришлось тащить ее ввосьмером.
— Трудно будет после такой жизни вернуться к обычной офисной рутине? — Карлинг старался говорить непринужденно, пытался отвлечь меня.
— Конечно трудно. Даже не знаю, смогу ли. Но деньги скоро кончатся.
— А судно действующее? В смысле — плавает?
— Думаю, да. Я не проверяла двигатель, но, во всяком случае, он на месте. У меня пока на это технической сметки не хватает.
— Вам бы поплавать, пока деньги не закончились.
— И правда что.
Повисло неловкое молчание. Мне хотелось расспросить детектива о его работе, как и что он делает. Спросить, женат ли он, чем занимается в свободное время, но слова не шли с языка. Вроде и неуместно задавать подобные вопросы, тем более на фоне происходившего.
— Хотите чего-нибудь выпить, мистер Карлинг? — предложила я наконец. — Кофе?
Он улыбнулся тепло и искренне:
— Было бы здорово, спасибо. Зовите меня Джим.
— Джим. Вот и хорошо.
Я откинула покрывало и отправилась в кухню, налила из-под крана воды и поставила чайник на газ. По крайней мере кухню я успела прибрать. Раз уж этот тип решил задержаться на борту, пусть видит «Месть прилива» во всей красе.
— Странное у вашей баржи название, — заметил он. — Как нарочно.
— Да уж. Я купила ее с таким названием. Говорят, менять имя лодки — накликать неудачу.
Возвращаясь из кухни я поймала его взгляд — детектив любовался моими ногами. Он слегка покраснел, и я его пожалела: могла бы вовремя джинсы надеть.
— Но куда уж хуже этой беды? — продолжала я.
— Тут вряд ли в удаче дело. Ваше судно ближе всех к реке: если телу суждено было где-то застрять, то именно тут.
В какой момент Кэдди из женщины превратилась в «тело»? При одной мысли об этом слезы защипали глаза.
Карлинг поднялся.
— Мне бы очень хотелось осмотреть все судно, — сказал он. — Вы не против?
— Вперед, — ответила я.
С того места, где я стояла, просматривался весь коридор до самого конца, до носового люка, ведущего вниз, в кладовую. Туда Карлинг не полезет, а даже если ему и вздумается, ничего, кроме ящиков, плотницких инструментов, тюбиков с красками и кисточек, он не увидит, уговаривала я себя. Да и не полезет, зачем ему? Не в костюме же.
Он остановился у двери в спальню, заглянул туда.
— Световой люк в потолке — это здорово, — одобрил он.
— Да, — согласилась я. — Приятно, когда просыпаешься. Особенно в дождь.
Он что-то сказал, но в этот момент чайник на плите засвистел, и я ничего не расслышала. Я налила кипяток в кофейные чашки и пошла на поиски гостя. Карлинг тем временем вошел в спальню и любовался люком.
— Простите, не разобрала, что вы сказали.
Детектив слегка вздрогнул и обернулся:
— Да я просто… уютно тут у вас.
Мы с минуту постояли, глядя друг на друга. Мои джинсы валялись на полу у ног детектива, одеяло узлом завязалось на кровати.
— Дайте-ка я оденусь.
— Да-да. Конечно. Извините.