Холодная сварка, или Ближе, чем секс (СИ)

Это просто здорово, конечно, что так совпало по числам, иначе бы голову сломал, под каким предлогом именно сегодня пригласить — и чтобы при этом не особо навязчиво выглядело. Не хочу навязываться. А так — типа просто традиция, ничего особенного. Валентинка? Какая такая валентинка? Не-не-не, просто так. Очередное воскресенье — и всё. Мы ведь ни одного не пропустили. И даже дважды летали в трубе, только вот с тарзанки больше не прыгали. Ну её, эту тарзанку. И пусть другие себя успокаивают, что один случай из миллиона. Ириска — она ведь тоже одна на миллион.

Ну как совпадут?..

Нет, не на миллион даже, чего это я? В нашем городе больше трёх миллионов жителей. Это что же получается тогда — что в нём живут ещё минимум две таких же Ириски? Да ладно! Быть не может. Ириска — она одна. На миллиард. Вернее даже — на восемь миллиардов. Потому что другой такой на Земле просто нет. Вообще. Нету, и всё. И быть не может.

Жду вот.

Стою, улыбаюсь как дурак, правой жму эспандер в кармане. Мышцы накачиваю. Тренер ругался, сказал — пальцы слабые. Надо, типа, качать. Всегда. Везде. В любую свободную секунду — или даже относительно свободную. Дома, в школе, в транспорте, на переменах, во время уроков, на улице, даже в сортире — не занятая подтиранием задницы рука должна качать эспандер! Вот и качаю. Как-то так получается, что правая чаще востребована, и потому левой достаётся куда больше качаний. Ложку-вилку я уже научился одинаково держать обеими, потому за обедом жму попеременно. А вот с писаниной труднее. Хотя на световом карандаше и стоит гарантия на выравнивание самого скверного почерка в течение двух-трёх недель, но на мою левую она почему-то не распространяется. Ну и ладно, не больно-то и хотелось.

Просто на улице или там на переменке стараюсь навёрстывать. Уравнивать, так сказать, получаемую нагрузку. Работаю только правой. Вот как сейчас. Хотя сегодня это и сложнее, чем обычно, на послеобеденной тренировке дёрнули неаккуратно. Тренер, правда, хорошо размял и прогрел, и в начале занятия — и уже непосредственно после травмы, а то бы вообще могли и лангетку наложить, знаю я их, перестраховщиков! Но обошлось, синяк не в счёт. Сказали, конечно, поберечь руку и всё такое, и никаких нагрузок на ближайшие три недели. А тренер сказал — работай, и всё пройдёт. И я вот как-то тренеру больше верю. Плечо, правда, опухло, даже под курткой чувствую, и качать больновастенько. Но жму. Ибо надо.

Февральский снег, обманчивый и непостоянный, словно погода в мае, сегодня пытается прикинуться дождём. Надо сказать, выходит у него неплохо — рядом с парком всегда на пару градусов теплее, чем в целом по городу, а сегодня и без того около нуля обещали. Силовой купол отбрасывает мелкие льдистые капли, они искрятся в огнях аттракционов, клубятся над деревьями сияющим туманом. И нескончаемые фейерверки превращают этот туман в северное сияние. Красное, жёлтое, синее. И вновь красное. И снова жёлтое.

Опасная, кстати, штука, этот февральский снег. Скользкая коварная наледь под ногами, мгновенная потеря опоры, как на свежепролитом масле, а там — рельсы и неотвратимо надвигающийся звон… И цветной туман опасен не менее — он до предела ухудшает видимость. Сбивает с толку и пешеходов, и водителей, а там и до аварии недалеко. Ну и что, что в этом районе частного наземного транспорта почти нет, некомильфотно, не уважающие приличия придурки в любом районе найтись могут. А придуркам закон не писан, и тем более — плевать им на комильфотность. Да и леталки, бывает, падают. Редко, да, но случается ведь! Особенно при такой скверной видимости.

Опасности повсюду. И нужно быть очень беспечным человеком, чтобы их не замечать. Хорошо, что я не беспечный. Я прослежу. За двоих.

Ириска появляется за три минуты до оговоренного срока. Она всегда так приходит. Я не смотрю на часы, просто знаю. Раз она пришла — значит, табло над входом высветило 18-27. Как ей подобное удаётся — не понимаю! У моноров ведь нет чёткого фиксированного расписания! Но — вот оно, очередное маленькое чудо. Выпорхнуло из разошедшихся дверей, стоит, оглядывается. Серебристые легинсы, куртка с металлическим отливом, огненно-рыжая шапка волос — даже в самые сильные крещенские морозы она не носит ни перчаток, ни шапки. Смеётся только — внутреннего, мол, огня вполне достаточно для обогрева такой маленькой вселенной.

Увидала меня, заулыбалась, замахала рукой, затанцевала навстречу. Она не умеет ходить просто, как все прочие люди ходят — всё время словно танцует. Одуванчик на тонкой стальной пружинке. Апельсин, балансирующий на лезвии ножа, так красиво и так ненадёжно. Балерина на минном поле, легко вытанцовывающая улыбку над затаившейся смертью.