Холодная весна. Годы изгнаний: 1907–1921

136 В своей беседе с известным филологом В. Д. Дувакиным А. В. Сосинская (урожд. Чернова) говорила, что была воспитанницей также 1-й колонии Лиги спасения детей. В этой же колонии воспитывались бравший у нее интервью Дувакин и актер театра и кино Р. Я. Плятт.

137 Возможно, Виноградская Лидия Сергеевна (1895/1897–1977). Родилась в религиозной образованной семье, получила сначала педагогическое образование, затем окончила историко-философский факультет Высших женских курсов. В 1919–1923 гг. работала в Лиге спасения детей в Серебряном Бору, затем в лесной школе «Зенкино». Впоследствии также занималась педагогической деятельностью, в 1936 г. тайно приняла монашеский постриг с именем Серафима. В том же году была арестована как активная «участница контрреволюционной организации „Всероссийское иноческое братство“, участница антисоветских сборищ и распространительница провокационных слухов», приговорена к 5 годам лагерей. Отбывала срок на Колыме. В 1950 г. нелегально вернулась в Москву, до амнистии тайно жила у подруги. После реабилитации в 1959 г. возобновила педагогическую деятельность, работала с глухонемыми и с детьми с задержкой развития. Скончалась в Москве.

138 Об этих событиях уместно привести фрагмент заявления старосты политзаключенных А. Р. Гоца в комиссию Моссовета по расследованию дела о Бутырском избиении заключенных в ночь на 26 апреля (в квадратных скобках идентифицируются упоминаемые персоны. — Я. Л.): «…В силу этих обстоятельств я, как бывший политический староста, как свидетель, участник и жертва событий 26 апреля, счел своим нравственным долгом, не дождавшись непосредственного обращения к себе со стороны комиссии, самому обратиться к ней со своими показаниями.

Но прежде всего я должен твердо установить один факт: если бы организаторы ночного избиения действительно были озабочены избежанием эксцессов, в их руках было бы верное средство: им стоило только до открытия „военных действий“ обратиться к политическому старосте с указанием на постановление президиума ВЧК об очищении Бутырской тюрьмы, и заключенные без всякого скандала и шума сами собрали бы свои вещи и пошли. И увоз заключенных, который мог бы принять самый мирный характер, сразу вылился в формы самого дикого, варварского, бесчеловечного избиения сонных, недоумевающих, теряющихся в догадках, взволнованных людей. Но вместо этого предпочли действовать прикладами, рукоятками револьверов. <…>

Лично я был разбужен в 3–3 ½ ночи шумом и диким криком, доносившимся из соседнего женского одиночного корпуса. Вначале я не мог разобрать еще, в чем дело, но затем сквозь стоны и заглушаемые крики начал улавливать отдельные слова: „нас бьют, товарищи“, „нас силой увозят“. А через некоторое время мимо наших окон начали протаскивать растерзанных, почти в одном белье, взволнованных женщин. Некоторые из них уже не кричали, а стонали. Упиравшихся били прикладами, кулаками, сопровождая все это отборной матерщиной. Я бросился к своей двери и начал стучать, требуя к себе представителя ВЧК. К этому времени уже и коридоры мужского корпуса были заполнены вооруженными людьми, причем около каждой камеры политических стояло около четырех чекистов. На мое требование вызвать ко мне, как политическому старосте, представителя ВЧК, какой-то чекист с усмешкой заявил: „Ишь какой еще старшина выискался, подожди и до тебя очередь дойдет“. И действительно, скоро дверь моей камеры с шумом отворилась, и в нее ввалились четверо-пятеро чекистов. „Позовите ко мне представителя ВЧК“, — настаивал я. „Иди, нечего рассуждать“. На мое повторное требование кто-то из них крикнул: „Бери его, что там его слушать“. И они набросились на меня, скрутили руки назад и, ломая их, потащили из камеры вниз по лестнице под аккомпанемент матерной брани и не скупясь на всяческие угрозы. Протащив таким образом всю сборную, меня вывели на улицу и впихнули в уже ждавший нас арестантский автомобиль. В автомобиле я уже застал избитую [эсерку] Е. К. Полетику и некоторых других. Через несколько минут дверь снова открылась, и в автомобиль впихнули растерзанную, избитую [левую эсерку из Харькова] Аню Розенберг и [левую эсерку, по др. данным, анархистку из Пскова] Козловцеву. Последняя была без сознания. Ее бросили на пол автомобиля, принялись этой дверью колотить по голым ногам Козловцевой. Только крик, поднятый нами, прекратил это дикое избиение почти потерявшей уже сознание женщины. А затем автомобиль начал заполняться и остальными жертвами: тут были и сильно избитые [эсер, агроном из Твери] Бажанов, [председатель Московского комитета ПСР] Н. И. Артемьев (взятый в одном нижнем белье), [член ЦК профсоюза печатников, меньшевик] Девяткин (жестоко избит), тут были и случайно захваченные „в суматохе“ уборщики политических коридоров и даже венгерские военнопленные. С Курского вокзала я вместе с [членом ЦК ПСР] Е. М. Тимофеевым был увезен обратно и затем с группой товарищей в 20 человек отправлен в Лефортовскую тюрьму.