Холодная война. Свидетельство ее участника

По моему глубокому убеждению, именно это был переломный момент, когда открылась реальная возможность для постепенно прекращения «холодной войны» и перестройки международных отношений на иных началах. В силу ряда причин начавшийся тогда процесс свертывания «холодной войны» был неровным, прерывистым, с нередкими новыми ее вспышками и обострениями (Ангола, Эфиопия, Афганистан, южнокорейский самолет – это лишь некоторые наиболее яркие эпизоды). Но поскольку фундаментальный фактор, породивший в начале 70-х годов необходимость прекращения «холодной войны», сохранял свою силу, то процесс ее свертывания в целом продолжался, хотя и с перебоями.

Даже Рейган, пришедший к власти в 1980 году под лозунгом бескомпромиссной борьбы с Советским Союзом как с «империей зла», уже к концу своего первого президентского срока в 1984 году осознал объективную необходимость поиска компромиссов в отношениях с Советским Союзом. Соответственно были предприняты шаги к возобновлению прерванных в предыдущем году переговоров по вопросам ограничения вооружений и разоружения. И небезуспешно. В конце ноября 1984 года Москва и Вашингтон согласились вступить в новые переговоры для достижения взаимоприемлемых договоренностей по всему комплексу вопросов, касающихся ядерных и космических вооружений.

Для того чтобы выработать совместную точку зрения на предмет и цели таких переговоров, 7–8 января 1985 года в Женеве состоялась встреча Громыко с государственным секретарем США Шульцем. По итогам этой встречи было опубликовано совместное заявление, в котором наряду с уточнением характера новых переговоров говорилось, что «в конечном итоге, по мнению сторон, предстоящие переговоры, как и вообще усилия в области ограничения и сокращения вооружений должны привести к ликвидации ядерного оружия полностью и повсюду».

В такой четкой форме задача полной ликвидации ядерного оружия фиксировалось в совместном советско-американском документе впервые. Отчасти этому помогло и то, что Рейган, будучи переизбран в ноябре 1984 года на второй президентский срок, стал проявлять интерес к тому, чтобы войти в историю с ореолом «миротворца». Как бы то ни было, фиксация в совместном заявлении задачи ликвидации ядерного оружия была весьма важным политическим актом. И это произошло, повторяю, в начале января 1985 года, то есть до смены руководства в Советском государстве.

Но переговоры были еще впереди, и мы, профессионалы, прекрасно понимали, что будут они невероятно трудными. Трудными, прежде всего из-за позиции США, особенно в области космических вооружений: в ней определенно просматривалось стремление лишь к таким договоренностям, которые, помимо создания Рейгану ореола «миротворца», обеспечивали бы Соединенным Штатам и явные преимущества в военном отношении.

В этих условиях тем более требовались смелые, неординарные решения с нашей стороны. На это, однако, как раз и трудно было рассчитывать при тогдашнем нашем высшем руководстве. Преодолеть эту трудность, разрушить накопившийся в наших позициях «железобетон» одним профессионалам было не под силу.

Памятное об А. А. Громыко

Прежде чем перейти к вопросу о том, что же последовало дальше в области нашей внешней политики – и в позитивном, и в негативном плане, – хотел бы поделиться воспоминаниями о человеке, чья подпись (от имени Советского государства) стоит под Уставом ООН и который внес огромный вклад в дело предотвращения новой большой войны и в упрочение геополитических позиций Советского Союза в мире.

Речь идет, разумеется, об Андрее Андреевиче Громыко. Только на посту министра иностранных дел он находился 28 лет (1957–1985.), а если иметь в виду, что его вклад в советскую дипломатию стал заметным уже начиная с 1943 года после его назначения в возрасте 34 лет послом СССР в США, то его влияние на внешнюю политику нашей страны было и того длительнее.

Впервые я соприкоснулся с ним лично в 1951 году, когда Громыко, будучи первым заместителем министра иностранных дел, одновременно стал председателем Комитета информации при МИДе, где я в то время был заместителем начальника американского отдела. В Комитет он приезжал не чаще одного раза в неделю на полдня. В срочных случаях материалы возили ему в министерство.