Холодная Зима

— А что за дело то?

— Хозяйственники…

В середине семидесятых годов начало назревать новое явление в отечественной криминальной практике. Сначала на него не обращали внимания, считали все проявления единичными случаями. Потом поняли, что кому-то очень выгодно считать все это единичными, не связанными между собой случаями. До какого то времени это считалось несерьезным, ведь к этому времени удалось почти полностью разгромить группировку «воров в законе», а это еще те гаврики были. А тут, подумаешь…

Мафия. Само существование мафии в советском союзе как явления не признавалось, считалось что это атрибут загнивающего Запада. Но мафия была, только не того типа, какой сложился на Западе. Если там мафия занималась торговлей тем, что было запрещено, в основном — оружием и наркотиками, то у нас ситуация обстояла немного по-другому. Существовал так называемый дефицит — товары, спрос на которые значительно превышал предложение. Громадным неудовлетворенным спросом пользовались вещи, произведенные в странах СЭВ,[6] особенно одежда и мебель. Про вещи, произведенные на Западе[7] и говорить было нечего — сметалось с прилавков за минуты. И тогда люди, которые встали на ответственные посты в советской торговле, особенно внешней смекнули, что, торгуя разрешенными и нужными всем вещами (не то, что на Западе наркотиками — упаси Бог), в условиях дефицита можно зарабатывать не меньше, чем, торгуя наркотиками на Западе. А если дефицита нет — так его надо создать. И понеслось…

Прокуратура, милиция реагировали, нельзя сказать, что никто не реагировал. Сам пару раз ездил с сотрудниками ОБХСС[8] на обыски. Видел завалы товаров на базах, гниющие и портящиеся продукты — ради создания искусственного дефицита торгаши сознательно гноили и портили товары. Это была уже не «усушка-утруска»[9] — это был реальный подрыв экономики. Появлялись подпольные миллионеры — и на этой базе стал возрождаться институт «воров в законе». Подпольные миллионеры имели огромные деньги, часто наличными, но о них никто не знал. Воры же либо элементарно грабили торгашей, пользуясь тем, что в милицию они заявить не могут, придется ведь объяснять, откуда у скромного директора торга такие деньги в квартире. Либо еще круче — регулярно вымогали деньги, предлагая торгашам защищать их от самих себя же. Денег в системе становилось все больше, и злокачественная опухоль расползалась.

У крыльца здания генеральной прокуратуры было многолюдно, пофыркивали моторами Жигули и Волги, некоторые черные, некоторые белые, некоторые в милицейской раскраске. Переминались с ноги на ногу следователи, которых шеф выловил в это позднее время в здании прокуратуры. Отдельной кучкой стояли сотрудники ОБХСС, некоторые были мне знакомы, и я приветственно помахал им рукой. Все нервничали.

— Итак, товарищи!

Шеф выскочил из здания, одевая на ходу плащ. В руках у него было несколько конвертов.

— Прошу следователей подойти ко мне.

Шеф быстро распихал по рукам четыре конверта, пятый оставил у себя.

— В конверте — адреса и вся информация, которая нужна для работы. Вскрыть — только в машине, после выезда на место. Работаем быстро, если клиент в расколе — тащим сюда и оформляем явку с повинной, пока горячий. Работаем аккуратно, чтобы потом комар носа не подточил — потом дело разваливать будут, чувствую. Пошли!

На каждом конверте была написана цифра, моей был номер четвертый. Там же был написан и номер машины, оглядевшись я понял — белая Волга, приданные мне ОБХССсники уже сидели в ней. Подбежав к машине, я ввалился на заднее сидение, положил папку на колени.

— Поехали!

— Ты сначала хоть скажи куда — пробурчал милиционер-водитель

— Поехали, выедем отсюда, конверт вскрою, скажу.

Водитель пожал плечами, повернул руль, Волга ловко развернулась и вырулила на улицу. Как только ворота остались позади, я надорвал конверт, вынул бумагу, лежавшую сверху. И чуть не выронил весь пакет.

Беляковский Зиновий Ефимович…

Отец Наташи.

И что я должен был, по-вашему, делать? По закону в этом случае следователь должен взять самоотвод. Если бы дело происходило в здании генеральной прокуратуры — я бы так конечно и поступил. Но сейчас мы ехали в машине, позвонить Александру Владимировичу и все рассказать я не мог. Поворачивать назад? И сорвать следственное действие — нормально я буду выглядеть, если четыре группы свою задачу выполнят, а пятая — нет? А если именно там, где я еду находятся основные улики — и подозреваемый, узнав о задержании своих сообщников, успеет их уничтожить или спрятать? Развалится дело, не успев начаться — и виноват в этом, буду как раз я.

— Что с тобой? Ты как-то с лица весь сбледнул — сидевший рядом знакомый ОБХСС-ник, по имени Дмитрий (раз работали уже вместе) наклонился ко мне

— Нет, нет… Ничего… — машинально ответил я, вытирая покрывшийся холодным потом лоб — просто с утра пахал, устал как собака.