Холодная

— Нет, — с усмешкой уверил ее Теодор. — Это не опасно, это очень даже просто.

Он аккуратно поставил призму на стол, плотно закрыл ставни на окне. Эмма удивилась: в других комнатах ставней на окнах не было.

В лаборатории стало темно.

— Сейчас, — сказал Теодор, отодвинул специальную шторку на щели, проделанной в одной из ставень. Узкий пучок света упал прямо на Эмму. Она удивленно заметила, что в луче света кружатся пылинки, и игра мелких частичек настолько заворожила ее, что она даже не следила за тем, что делал Теодор. Внезапно луч света исчез, а на полках, уставленных приборами, заиграла радуга.

— Ох…

Радуга слегка подрагивала и перемещалась. Эмма радостно посмотрела на Теодора, по-детски ошеломленная эти чудом… Оказывается, он просто поднес стеклянную призму к щели, но поскольку не мог сохранять полную неподвижность, то и радуга слегка дрожала.

— Нравится? — снисходительно спросил он. Эмма усмехнулась в ответ, подавляя внутренний позыв обидеться на его тон.

— Это для тебя все просто и привычно, а в школах для девочек, между прочим, этому не учат, — все-таки ответила она, стараясь говорить легко.

Теодор стал поворачивать призму так, что радуга стала приближаться к Эмме. Она затаила дыхание, ожидая, когда радуга наползет на нее, но этого так и не случилось: вместо этого радуга разом оказалась на другой стене.

— Ох… — разочарованно вздохнула она и огляделась. Оказывается, в комнате прыгало еще несколько таких же радуг.

— Как это получается?

— М-м… Долго объяснять, — Теодор поставил призму на стол и в комнате остался только один тонкий желтый луч. Эмма неожиданно для себя оказалась рядом с мужем. — Но если хочешь, я могу попытаться.

Эмма очарованно глядела мужу в глаза, хотя в полутьме лишь неясно видела его очертания. Теодор замолчал. Поцелуй захватил обоих врасплох, как ураган. Они бешено целовались и не могли оторваться друг от друга — только если бы от этого зависела их жизнь.

Поймав себя на том, что задирает ей юбки, Теодор заставил себя остановиться. Еще бы чуть-чуть — и он овладел бы ею прямо на своем столе. Он умерил страсть в своих поцелуях и ласках, помогая и Эмме прийти в себя. Но она не хотела останавливаться, она хотела продолжения, и хотела прямо здесь.

— Почему ты остановился? — шепотом спросила она, бессознательным движением поглаживая его спину и прижимаясь к нему всем телом.

— Не знаю. Так надо, — ответил он также шепотом.

— Не надо, не останавливайся. Я хочу… этого.

— Ты уверена?

— Да.

Она протянула дрожащую руку вниз и неуверенно коснулась его выпуклости, скрытой бриджами. Теодор качнулся навстречу ее руке. Даже сквозь ткань она чувствовала, как он напряжен и горяч. Она легонько гладила его кончиками пальцев, опасаясь сделать ему больно. Она хорошо усвоила, что мужчины очень берегут эту часть своего тела. Когда-то это знание спасло ее от обременительной обязанности, но сейчас… сейчас она вдруг захотела сделать для Теодора то, в чем когда-то так яростно отказала первому мужу и отказывала всем другим мужчинам.

— Развяжи, освободи, — невнятно попросила она. Теодор тут же выполнил ее просьбу и обжигающая плоть коснулась ее пальцев. Оба тяжело дышали и этот звук не оставлял места для других чувств, кроме страсти.

Эмма боялась сделать это и страстно желала. Сердце бешено стучало — так, что ей даже было трудно дышать. Некоторое время, собираясь с силами, она легонько касалась его пальцами, потом осмелела и осторожно сомкнула ладонь вокруг напряженного органа. Она вспомнила, что однажды делал Теодор и нежно двинула кулачок вверх и вниз. Теодор глухо простонал и откинулся назад, уперевшись в стол. Она внимательно посмотрела на него. Кажется, он просто наслаждался. Теперь, когда он не держал ее в объятиях, осуществить задуманное стало гораздо проще. Она встала на колени, продолжая поглаживать напряженную плоть. Во рту внезапно пересохло, она облизнула губы и посмотрела снизу вверх на Теодора — не покажется ли ему отвратительным то, что она собиралась сделать. Он застыл в ожидании, но не выказывал никаких отрицательных чувств. Эмма прикрыла глаза и губами прикоснулась к тому, что так жаждало этого прикосновения. Теодор дернулся.

— Боже… — выдохнул он.

— Больно? — испугалась Эмма.

— Нет.

Он не посмел просить ее продолжать.

Эмма вновь, уже более уверенно, обхватила округлость, венчавшую его плоть, губами и остановилась. Она была не вполне уверена, что надо делать дальше. Незнакомый запах, новые ощущения смущали ее. Она медленно отстранилась.

— Как надо?.. — спросила она.

— Не знаю. Как хочешь, — с трудом ответил Теодор.