Холоднее льда. Темнее дня

— Потому что у вас есть информация об определенной активности в системе Юпитера, которой недостает мне, — Сайрус Мобилиус откинулся на спинку кресла. Ему трудно было сохранять беспечные манеры, но он чувствовал, что его обычный стиль интенсивного межличностного взаимодействия стал бы катастрофой при общении со Свами Савачарьей. — Мы с вами никогда не встречались, но я полагаю, вы слышали обо мне через стандартные каналы. Это не тщеславие с моей стороны, но я фигура публичная.

— Я знаю о вас… или, точнее, мне известны те стороны вашей публичной фигуры, которые вы предпочитаете делать публичными, — Савачарья сидел совершенно неподвижно. Его коротко остриженная голова была такой же черной, круглой и невыразительной, как пушечное ядро.

— Тогда вы не удивитесь, если узнаете, что хотя я сделал все, чтобы завести себе друзей по всей системе, своими действиями я также завел себе врагов. Не потому, разумеется, что я этого хотел. Просто мои изобретения сорвали планы и надежды других.

— Вселенная не гарантирует равенства — ни в таланте, ни в возможностях. Вы должны располагать весьма обширным опытом обращения с подобными противниками. Гораздо более обширным, нежели мой.

— Да, действительно. Если я знаю, кто мой враг. Но в данном случае я не знаю. У меня есть тайный враг — кто-то из системы Юпитера. Я могу зафиксировать последствия его враждебных действий, но не могу отследить их источник. Однако вы, с вашим доступом к юпитерианским архивам и вашим навыком решения головоломок…

— Поберегите мою краску смущения. — Сова казался так же неспособен покраснеть, как обсидиановая статуя. — Я полагаю, вы желаете обеспечить меня теми намеками на присутствие вашего врага, о которых вы упомянули?

— Именно за этим я здесь. Но чтобы изложить мою историю, потребуется довольно много времени.

— Ночь еще молода, — Сова встал из кресла и прошлепал на кухню — громадный, сплошь облаченный в черное шар плоти, увенчанный лицом, которое хмурилось теперь только от радостного предвкушения.

— Я полагаюсь на вас, Торквемада, в том, что вы не станете тратить мое время на пустяки.

Он принялся опустошать пакетики апельсиновых желейных конфет, мятных бонбошек и молочных шоколадок в большую керамическую чашу:

— Итак, вы предоставите мне удовлетворительную головоломку? Что ж, в таком случае с адекватным питанием для мозга никакого времени до скончания веков не может быть слишком много.

10. «НАРУЖУ»

«Время», — подумала Нелл. С субъективным временем порой происходили страннейшие вещи. Когда ты крутилась в студийно-производственной рутине совещаний и монтажа, время сжималось. В конце недели ты уже понятия не имела, сколько именно дней прошло. Но если ты отправлялась в какое-то новое место, туда, где ты никогда не бывала, и работала с совершенно другой группой людей, время растягивалось.

Как сейчас. Нелл была на Ганимеде менее суток. И это уже казалось вечностью.

Она таращилась на часы, которые ей вручили вчера вечером, и недоумевала, сколько же сейчас времени. Наручные часы показывали четыре пятьдесят. Но Ганимед, подобно остальной Внешней системе, перешел после войны на СДВ: Стандартное Десятичное Время. Нелл следовало вбивать себе в голову этот способ подсчета времени до тех пор, пока он не показался бы ей естественным. Земные сутки из двадцати четырех часов приравнивались здесь к десяти стандартным десятичным часам, каждый из которых состоял из ста десятичных минут, а каждая минута — из ста десятичных секунд. Так что десятичная секунда была немного короче той секунды, к которой привыкла Нелл. В земных сутках получалось 100.000 десятичных секунд вместо обычных 86.400.

Отлично. Сама Нелл никогда не находила ничего плохого в старой недесятичной двадцатичетырехчасовой/шестидесятиминутной/шестидесятисекундной системе, хотя ганимедцы насмехались над ней, заявляя, что она так же устарела, как сажени, футы, галлоны и фарлонги. И все-таки сколько же, черт побери, сейчас было времени? Ее встреча с Хильдой Брандт была назначена на одиннадцать — но одиннадцать по земной системе счисления времени.

Нелл произвела в уме перевод, пока проверяла в зеркале свою внешность. (Простая одежда, никакого макияжа. Всего одна незатейливая брошь на блузке. Ей следовало предчувствовать, что именно так следует выглядеть, еще до той первой встречи с Брандт.) Четыре пятьдесят ганимедского времени означали четыре с половиной десятичных часа, что составляло чуть меньше половины суток из десяти десятичных часов. Так что по-прежнему было утро, а точнее — четыре с половиной десятых — девять двадцатых — всех суток. Девять двадцатых из двадцати четырех. Чуть раньше одиннадцати утра по земным меркам.

А это означало, что Нелл уже близка к опозданию. Которое всегда расценивалось одинаково, какой системой счисления времени ни пользуйся.