Холоднее войны

Том вдруг остановился. Он стоял на самой середине Галатского моста, прямо над тем самым рестораном, где завтракал утром. Вероятно, те же самые рыбаки сидели там же, на южной стороне моста, и держали в руках те же самые удочки. Неожиданно Том осознал, что всего через полчаса после того, как выслушал рассказ Амелии, он, сам не зная как, оказался в королевстве кривых зеркал Энглтона, там, где друг – это враг, а враг – это друг.

– Том?

Амелия, которая успела пройти немного вперед, тоже остановилась и обернулась к нему. Она уткнула руки в бока, и всего в нескольких дюймах от ее локтя с визгом пронеслось такси.

– Извини, – пробормотал Том и тоже двинулся вперед, чтобы догнать ее. На мосту оглушительно пахло только что выловленной рыбой.

– Я сказала, что Джозефин Уоллингер сейчас в Стамбуле. В доме на Еникёй. Я собиралась ее навестить.

– Полагаешь, это хорошая идея?

– А ты полагаешь, что это плохая идея?

«Это уж ты мне скажи», – подумал Том. Он вспомнил, что внутри у Амелии есть тот же ледяной твердый стержень, что и у большинства его коллег. Измученная душа, окруженная холодом. Он хорошо представлял себе их эмоциональный склад: не высказанное вслух, но всегда осознанное желание стоять к неприятелю лицом, чтобы доказать свое превосходство; часто при этом надевалась маска дружеского расположения и теплоты. Амелия предавала Джозефин постоянно. Разве этого ей было недостаточно? И однако же, несмотря на страсть, на красоту Амелии, ее ум, блеск и успешность, Пол все равно возвращался к жене. Не чувствовала ли Амелия, в конце концов, себя униженной? В делах сердечных она была так же амбициозна, как и в делах карьерных, и всегда готова была сражаться до конца. Это был больше чем вопрос выживания. Амелия Левен являлась живым воплощением насмерть вбитого в голову принципа, что «породистый» офицер Секретной разведывательной службы никогда не должен быть на вторых ролях.

– Я предупредила, что загляну на чашку чаю около четырех. – Амелия взглянула на часы. – Уже без пятнадцати. Хочешь пойти со мной?

– Конечно.

Через пару секунд она уже поймала такси, и они влезли внутрь. Поток машин, двигавшийся на север, к мосту Ункапани, был очень плотным, и водитель нервно дергался из ряда в ряд, совершая ненужные маневры. Тому ужасно захотелось пристегнуться, но он вспомнил, что ни одно такси за всю историю таксомоторного дела в Турции не могло похвастаться наличием нормального, функционирующего ремня безопасности на заднем сиденье. Амелия же на протяжении всей поездки сохраняла полную безмятежность. Она сказала Тому, что хочет узнать у Джозефин, не упоминал ли Пол о кроте; тем не менее он сомневался, что ему дадут поучаствовать в беседе. Скорее всего, Амелия взяла его с собой только для того, чтобы уменьшить напряжение, «снизить интенсивность» их разговора с Джозефин. Вопрос был не в том, знает ли Джозефин о связи Амелии с ее мужем – жена всегда знает, – а исключительно в том, насколько она готова простить Амелии ее грех.

Пискнул мобильный – кто-то прислал Тому сообщение. Он вытащил аппарат и посмотрел на экран. Сообщение было от Клэр – ответ на то, что он отправил ей раньше.

«Кажется, что это было вчера. Мы были так счастливы, Том. Что же произошло? Почему мы все растеряли? Да еще так бессмысленно».

– С тобой все нормально? – спросила Амелия, видя, как изменилось его лицо.

Тому были более чем хорошо знакомы эти внезапные перепады в настроении Клэр. Когда она чувствовала себя одиноко или вдруг начинала бояться будущего, старалась приблизить его к себе. Когда в ее новой жизни с Ричардом все шло прекрасно и Клэр была всем довольна, она обращалась с Томом как с отработанным материалом. И все же, несмотря ни на что, в этот момент он ощутил невозможную, непреодолимую тягу к своей бывшей жене и ко всему, что потерял. Он знал, что хочет построить новое будущее, но иногда… бывали дни, когда он мечтал, как они с Клэр решают все свои проблемы, преодолевают все трудности и мирно живут вместе. Она была права. Это ужасно бессмысленная потеря.

– Нормально, – бросил он. – Просто… Клэр.

Прошло еще полчаса, прежде чем они нашли довольно скромный дом, стоящий прямо на берегу Босфора. Он был построен в конце девятнадцатого века богатым османским торговцем, а потом заново отделан безвестным домовладельцем, который сдавал его министерству иностранных дел Великобритании за какую-то запредельную цену. Они позвонили, подождали минуты две и услышали шаги за дверью. Кто-то сбегал вниз по лестнице. Том был уверен, что это не Джозефин – движения были юные, легкие, почти невесомые.