Холоднее войны

– Кажется, кто-то забыл расставить всех уточек по порядку. Подчистить концы. – Том мог бы поспорить сам с собой, что Зигик не доживет до конца месяца. Особенно если станет и дальше расхаживать по городу и сеять сомнения, подрывая легенду Шандор. Люди вполне могут поверить, что с ее смертью дело действительно нечисто. И чтобы избежать этого, те, кто убрал Шандор, с великой радостью уберут и его, чтобы все было тихо и спокойно. – Вот что я думаю… – Том вернул трубку в гнездо и опять стал говорить по громкой связи. – Минасян нанял Шандор в качестве приманки. Она соблазнила Пола по приказу Службы внешней разведки. В постели, условно говоря, она узнавала от него какие-то мелочи, может быть, даже кое-что посерьезнее. Когда Минасян решил, что настал подходящий момент, он вызвал Пола на разговор – на Хиосе – и выложил карты на стол. Постарался его шантажировать, склонить к сотрудничеству. Типа «у нас есть пара видео, где вы занимаетесь сексом, ваша переписка, записи телефонных разговоров. Или вы будете работать на нас, или мы всем расскажем, что состоящий в браке глава станции МИ-6 в Анкаре трахается с русской шпионкой».

На том конце линии возникла пауза. Том не мог знать, сколько еще людей сидит сейчас в кабинете Амелии, подумал, что все же она там одна. Только он и она. Охотники на крота. Круг доверия, состоящий всего из двух человек.

– И потом Пол устраивает аварию? Решает погибнуть, чтобы не потерять честь?

– Возможно. А может быть, самолет просто упал. Сам по себе. Неполадки с мотором. Ошибка пилота. – Том удивлял самого себя. Как холодно он обсуждал этот несчастный случай. Как будто сюжет из новостей. – Можно назвать это неудачным совпадением во времени.

– Ты правда так думаешь, Том? Или у тебя не хватает духу признать и другую возможность?

– Какую другую возможность? – Том встал и принялся расхаживать вокруг стола; на ходу почему-то легче думалось. Его с самого начала поражало то, что Амелия, казалось, хотела, чтобы любовь всей ее жизни, Пол Уоллингер оказался предателем. Но почему? Зачем ей это? Это был путь саморазрушения в чистом виде – и в личном, и в профессиональном смысле. Словно она хотела контролировать Пола даже в смерти. – Ты хочешь, чтобы я рассмотрел версию, что Пол работал на Москву? Что Минасян его завербовал? Или что его завербовала Сесилия? Амелия, если бы ты сказала мне сейчас, что сегодня вечером ужинаешь с Бертом Ланкастером в ресторане Ivy, я бы и то поверил в это охотнее. Скорее уж так, чем Пол Уоллингер – русский шпион. Все эти утечки, сорванные операции, сбои в системе – все произошло за последние тридцать шесть месяцев, так?

– Все верно. Хичкок, Эйнштейн и так далее.

– Ты же всегда считала, что утечки идут от американцев. Через Клекнера или Ландау. Так?

– Верно.

– Тогда давай работать с этим. Забудь про Пола, про Мэри Бегг, сосредоточь все силы на Кузенах.

– Я пока не готова это сделать.

– А что такое? Все без ума от Мэри? – пошутил Том и тут же пожалел об этом.

– Оставь это мне, – ответила Амелия. – Бегг – это проблема Лондона.

Наступила короткая пауза, грустная и напряженная. Что же она знает о Бегг? – подумал Том. А знает Амелия, конечно, многое: кто за ней следит, что они видят и слышат, почему она до сих пор под подозрением…

– Пол – не такой человек, чтобы стать предателем, – снова начал он, инстинктивно защищая Уоллингера. – Не тот профиль, не те черты, не та судьба?

– А существует такая вещь, как черты или судьба, определяющие предателя?

– Конечно, и тебе это известно. – Том припомнил слова Судоплатова, въевшиеся ему в память на долгие годы. Цитата была не точной, но все же… – «Ищи тех, кто был обижен судьбой или природой. Уродливых, жаждущих власти или влияния, тех, кого победили обстоятельства». По-твоему, это похоже на Пола? – Амелия промолчала. – Посмотри на историю. Филби: нарцисс и социопат. Блант: то же самое. Бёрджесс, Кернкросс, Маклин – идеология. Эймс и Ханссен: деньги и тщеславие. Пол не попадает ни в одну из категорий. Его никогда не волновали деньги. Да, он был достаточно тщеславен, но у него всю жизнь не было недостатка в женщинах, да и коллеги в один голос твердили ему, как он великолепен. Он был… золотой мальчик.

По окончании его горячей тирады Амелия фыркнула.

– Как и Филби, – возразила она.

Том представил, как она закатывает глаза.