Холодно

- Ну так мы сбегали...раз надо было четвертого человека. Там дачи от Тюхиничей недалеко. Он уже и не гамзел - бабки надо, и от конпании откалываться негоже, самому-то скучно, и выпить не с кем, и вообще... Мы пошли, и пару пузырей с собой прихватили, Конь купил, и еще закуси, сала там, лука... сначала в лесу ждали, они все не ехали. Ну, потихоньку тянули, из горла по кругу, по два глотка, Конь больше не давал, боялся, что опьянеем... А в лесу холодно, и совсем не разбирало, зря боялся... Мы под утро уж хотели идти, думаем, слава Богу, не приехали, а Конь все - давай подождем... ну и дождались... Они на проходную проскочили, Конь с Дырой в орешнике остались сидеть, а мы с Голубенком под мост пошли. Там потом две фуры с проходной выехали. А немного погодя эта машина... большая такая, с квадратным кузовом... я и не разглядел толком, еще совсем темно было... Ну, сразу по плану пошло вроде, Конь начал стрелять. Красиво, черточками такими летело, как в американском кино, ага... А мне показалось, что вроде стреляет еще кто-то - автомат стрекочет меленько, не очень громко, а тут - "Бамм! Бамм!" - похоже, как в рельс колотушкой... Машина встала, только скатилась носом в кювет.

Я-то Голубенке автомат отдал, уж очень он был тяжелый, хоча и пустой, без рожка... - Голубенко-то первый и побежал, с автоматом, как вроде в войнушку играл... А машина одним боком в кювет, и как-то косо стала, и дверцы, что ближе к дороге, высоко, не достать... Так он машину-то обежал, и с той стороны, с поля, дверцу открыл, а тут как треснет, сухой такой громкий щелчок. А машина как взвоет, как газанет, я чуть от нее увернулся, чуть не задавил он меня... А я сразу ничего и не понял, и Голубенко не вскрикнул даже... я и не понял ничего... - у Капустина по лицу потекли слезы, но он их не заметил, и не вытирал - а я Голубенку зову, зову... а потом и наступил на него, заорал... а он уже мертвый был, я сразу понял... а потом и мужики прибежали. Сначала думали, что, мажет, еще живой Голубенка. Мы его домой занесли, там недалеко же, огородами занесли, в избе положили, ага... А в избе смотрим - точно мертвый, пуля под глаз вошла, и глаз вылез. Так Дырин в обморок хлопнулся и этажерку свалил, грохоту такого наделал... А Конь сразу ушел, понес автоматы, а мы вернулись на дачу - не у Голубенки же в хате было сидеть. А тут дед тот приперся, мы ему похмелиться налили, Конь скоро пришел... а когда деда спровадили, Конь сказал, что денег он за это дело стрясет немеряно - такого уговора не было, чтобы по людям стреляли, и за Голубенка много заплатят, и чтобы мы, как рыбы об лед, чтобы молчали... Это все Конь виноват, а я - то чо, я ничо... я вообще...

- А портфель?

- Портфель? - у Капустина меж бровей залегла тонкая складочка, признак мысли - А за портфель мы тогда и не вспомнили.

-А потом?

- А чо потом?

- А потом вы вспомнили про портфель?

- А-а-а... нет, не вспомнили...

- А пистолет?

- Какой пистолет - вытаращился Капустин - пистолета там никакого не было, только два автомата... один с рожком, у Коня... а пистолета не было, ты меня на понт не бери, и лишнего не клепай..

- Разговорчики! - рявкнул Дубинин - и Капуста снова шмыгнул под одеяло. Но - как ни крути - видно было, что про пистолет он-таки ничегошеньки не знал...

Дубинин шел на работу, привычно окидывая строгим взором вверенную ему территорию, но мысли его сейчас были далеко от текущих мелких дел, и даже компания пьянтосов, усевшихся распить на поломанную лавочку в заросшем городском парке - даже они сегодня не вызвали немедленных воспитательно-организационных действий... Потому что - во-первых, он понял, что преступление это было местным, тутошним, а оттого еще более угрожающим... А во-вторых - откуда еще черт нанес два автомата?

Оленька юркнула в дверь, торопливо закрыла за собой замки, перевела дух. Дико было входить в собственную квартиру с такими предосторожностями, но Влад относился очень серьезно ко всему этому делу, и Оленька поневоле прониклась его опасениями. Ночь с воскресенья на понедельник она провела у Дубининых, где ей, конечно, были очень рады, но выспаться в одной комнате с сорванцами двух и четырех лет совсем не удалось. Пару дней пожила у подруги в Москве, но не век же ей болтаться по подругам... Понадеявшись на русский "авось", Оленька решила вернуться домой. Через к обеду на балконе сушилось свежепостиранное белье, квартира сияла чистотой, а Оленька, в просторном махровом халате, с накрученным на голову полотенцем, весело распевала на кухне, переворачивая аппетитно шкворчащие котлеты. И подпрыгнула чуть не до потолка, когда дверной звонок залился непрерывной, заполошной трелью:

- Кто там? - пискнула Оленька, подкравшись к двери, и боясь взглянуть в дверной глазок.

- Это я, Димка Коньков. - звонко откликнулись за дверью.

Оленька повозилась с замками, впустила мальчишку: