Холодное блюдо мести

— Наша, — ответила она неожиданно хриплым голосом. — И муж из нее выходит мой. Он не говорил мне, что пойдет на похороны.

— А вон тот мужчина, что выходит из подъезда, не кто иной, как мой муж, — медленно проговорила я. — Поздоровался с твоим. Как трогательно. Я думала, он не курит.

— И мой тоже. — Голос Ольги упал до шепота. — Он сказал: «Я брошу курить из солидарности с тобой…» Блин, хоть иди и заявление на развод подавай.

— Ну что ты несешь?! — разозлилась я. — Можно подумать, ты его с другой женщиной застала.

— Не знаешь, что хуже.

— Вот я буду смеяться, если окажется, что один из них убийца.

— А что? Может, ты и права. Говорят, убийц тянет на место преступления.

— Будем к ним подходить?

— Ни в коем случае! Если они поедут на кладбище, мы поехать не сможем… Давай хоть за венком сгоняем, — предложила я, — до двенадцати еще сорок минут. Как раз успеем.

— Пожалуй, ты права, не стоит нам до времени тут светиться.

И я, выводя машину со стоянки, повернула в другую сторону.

Мы успели заказать венок с лентой, на которой было написано: «Елене Быстровой от школьных товарищей». Друзьями назвать себя не повернулся язык.

Когда мы вернулись на прежнее место, у подъезда дома остановился катафалк, и вскоре из него вынесли гроб.

Черный автобус заслонил нам обзор. Кто садился в него, мы не видели и потому решили просто поехать следом.

Хорошо, что мысли не мешают мне вести машину и совершать все необходимые водителю действия автоматически.

За автобусом-катафалком пристроились еще две легковые машины, так что я старалась держаться поодаль. Мы с Ольгой в сутолоке — люди входили в подъезд, выходили из него, да еще этот автобус стоял у самого входа — не заметили, едут ли на кладбище наши мужья, так что до срока решили не объявляться.

Было начало ноября, а деревья еще стояли в желто-багряной листве, — недельки через две, пожалуй, начнутся первые заморозки и листья облетят. Елена Быстрова умерла в свой день рождения, и природа провожала ее в последний путь, бросая на дорогу охапки желтых листьев. Время от времени порывы ветра словно поднимали на шоссе желто-багряную метель.

Как страшно это выражение — «последний путь»! Что-то же она планировала. Какое-то событие предвкушала. Для чего-то же нас собрала…

— У меня такое впечатление, что Елена пригласила к себе не кого попало, а определенных людей, собираясь что-то представить.

— Мы же считаем, что она меня не узнала, — напомнила Ольга.

— А это не важно, потому что позвала она Алексея. А кто с ним придет, было для нее второстепенно.

— То есть она собрала к себе людей, которым всем когда-то крупно насолила?

Мы, не сговариваясь, замолчали. Тогда как в такую схему вписываются супруги Гавриловы? Или хирург с женой? Или этот Евгений Макаров? И с кем она крупно говорила на балконе?

Кстати, если этот человек не пришел на похороны, то найти его будет практически невозможно. Разве что если он и вправду какая-то знаменитость… Нет, все-таки следователем быть далеко не так легко, как кажется. Для этого нужна особая голова, способность связывать воедино, казалось бы, разнородные события и просчитывать действия преступника.

— Послушай, мы ведь можем спросить, с кем Елена говорила, у наших мужей, — спохватилась я.

— А они спросят, для чего это нам, — подхватила Ольга. — Попробуем узнать обо всем сами…

Наших мужей на кладбище не оказалось. Зато выяснилось, что у Елены довольно много родственников. Что же это она никогда о них не говорила? Пару раз в школе я слышала от нее слово «предки» и в остальное время «бабушка». Не любила она никого, что ли? Или была обижена на весь свет? Впрочем, мне не роман о ней писать, а всего лишь узнать, кто ее убил, чтобы успокоиться.

Странно, не правда ли, так ставить вопрос? Но для меня главное, чтобы в этом деле не были замешаны близкие мне люди. И их близкие. А также чтобы эхо этого страшного события не достало нас некоторое время спустя. Следовало расставить точки над i.

Глава 16

На другой день Олеся Евгеньевна явилась к ней в кабинет, и Наташа решила, что воспитательница станет говорить о том, как глупо было связываться с Гриневич, и передавать слухи об этой женщине, и высказывать предположения, что Корнелия Альбертовна просто кинула Наташу: сама ни в какую Америку не поехала, а просто драпанула из этих мест, повесив на шею постороннему человеку своего отпрыска.

Но та была явно взволнованна и, прикрыв за собой дверь, быстро зашептала:

— Вы его взяли себе, да, Наталья Владимировна? Как это благородно! Такой хороший мальчик. Тихий, как ангел. Днями голодный сидел и чтобы когда голос подал. Бывало, соседки спрашивают у двери: «Рома, ты голодный?» А он: «Нет, тетя Даша (или кто еще), мама мне оставила поесть!»

— Погодите, Олеся Евгеньевна, что вы говорите? Взять себе! У него пока есть мать, и родительских прав ее не лишили. Она оставила у нас мальчика, чтобы съездить за наследством в Америку. Обещала вернуться через две недели…

Олеся Евгеньевна как будто подавилась. Несколько секунд она изумленно рассматривала Наташу, а потом закатилась дробным визгливым смехом: