Она быстро собралась и заглянула в музыкальный салон, куда воспитательницы теперь завели детей, а Олеся Евгеньевна как раз усаживалась за пианино.
– Я через часок вернусь, – сказала она Сеначиной.
– Наталья Владимировна, а сказку?.. – заметив, что она одета, заныли дети.
– Как обычно, перед сном, – пообещала Наташа. – Я ненадолго.
Она обращалась ко всем детям, но знала, что более всего это адресовано тревожному взгляду Ромы, который, видимо, боялся, что она, как и его мать, вдруг уйдет и не вернется.
Наташу продавщицы встретили как родную.
– Постоянным покупателям – скидки, – весело сказала одна из них, оглядывая Наташу каким-то новым взглядом.
«Кажется, мое инкогнито уже не тайна», – мысленно пошутила Наташа. А вслух сказала:
– Мальчика, которого я вам вчера приводила, нужно потеплее одеть.
– Знаете, – сразу оживилась вторая продавщица, – у нас осталась теплая куртка как раз на него, канадская, но с небольшим дефектом…
– Их расхватали сразу, – словно извиняясь, объяснила другая. – У нее всего-то слегка отпоролась подкладка. Хозяин уценил ее на двадцать процентов.
Они были правы, куртка выглядела по-королевски, и Наташа подумала, что надо всего лишь зайти в ателье поблизости, где этот самый дефект устранят.
– А в отделе игрушек, между прочим, есть детские электронные приставки, – заворачивая куртку, сообщила ей одна из девушек. – Совсем недорого.
– С небольшим дефектом? – предположила Наташа.
– Нет, игрушки – таможенный конфискат. На границе партию арестовали, а у нашего директора в тех краях знакомство…
– Далеко те края?
– В Мурманске.
Купила она и приставку, и меховую шапочку, и собралась было приобрести санки, но, поймав себя на этом, рассмеялась: ей оставили ребенка на две недели!
В хорошем настроении она вышла из магазина, увешанная пакетами, и, уже сходя с последней ступеньки, вдруг уперлась в чью-то мужскую грудь.
Она подняла глаза и увидела знакомый синий взгляд главного розыскника района.
– Здравствуйте, Наталья Владимировна, – сказал он ей голосом Чеширского кота и с такой же ехидной ухмылочкой. – Как говорится, на ловца и зверь бежит.
Федор Михайлович Михайловский стоял перед ней собственной персоной.
– А чего этот ловец раньше времени из отпуска является? Не терпится свести на нет преступность в районе?
– Интересно, – протянул он, поддерживая Наташу за локоть в ее продвижении к машине, – а откуда рядовые граждане Ивлева могут знать, когда у оперов кончаются отпуска?
– Не у всех оперов, а у одного, самого главного.
– Иными словами, вы меня разыскивали? Зачем?
– Но и вы меня ловили, не так ли?
– Не то чтобы ловил, а хотел с вами побеседовать. И даже, рискуя жизнью, пробрался сегодня на ваш участок, чтобы взглянуть на входную дверь… Кстати, что это вы накупили в «Детском мире»? Игрушки для своего детсада? Вам некого посылать с такими поручениями?
– Не понимаю, чего вы веселитесь, – сказала Наташа, открывая машину и сгружая покупки на сиденье. – В вашей жизни случилось что-то хорошее?
– Случилось, – кивнул он. – Я кое от чего освободился. А в вашей?
– А я кое-что приобрела. Но чтобы не говорить загадками, уточню: у меня появилась возможность заботиться о другом человеке.
– И кто же он, если не секрет?
– Некий Рома Гриневич четырех лет от роду.
– А я уж думал, вы опять вышли замуж за кого-то из местной мафии… Послушайте, Наташа, давайте посидим с вами в «Трех поросятах»? Я вас приглашаю…
– Чтобы допросить в приличной обстановке? – уточнила она.
– А вам хочется прийти по повестке?
– Мне кажется, на то, чтобы прислать мне повестку, у вас нет повода.
– Был бы человек, Наталья Владимировна, а дело сошьется.
– Странное у вас приглашение, – продолжала упираться Наташа, хотя ей самой нужно было поговорить с Михайловским. – Ну хорошо, давайте встретимся в ваших «поросятах»… в три часа дня.
– Заметано, – согласился Федор.
– Вас не подвезти? – спросила Наташа.
– Спасибо, мне тут рядом.
Он отступил в сторону, давая ей возможность выехать со стоянки.
Глава семнадцатая
Мы с Ольгой взяли из машины венок, прошли с ним в хвосте скорбной процессии. Положив его к другим венкам, остановились не у самой могилы, а за спинами родственников. Так, чтобы иметь возможность шепотом переговариваться, не отвлекая других.
– Здесь из бывших гостей четверо, – шепнула Ольга. – Супруги Гавриловы и супруги… Черт, фамилию доктора мы тоже не знаем.
– Да какая разница! – прошипела я. – К Гавриловым мы и так идем в гости, а доктора попробуем взять.
– С женой?
– Жену мы оставим на закуску.
Кто-то незнакомый нам произнес речь насчет талантливого и всеми любимого человека Леночки Быстровой. Заговорила и Галя Гаврилова. О том, как она любила покойную и как будет всем, кто Лену знал, ее не хватать.
Мы с Олей слушали вполуха.
– Видишь, мать Елены не рыдает, а только пару раз глаза промокнула, вот и все горе.
– Далеко не каждый человек свое горе выносит на всеобщее обозрение, – заметила я.
И в это время возле нас разгорелся нешуточный семейный скандал. То есть люди говорили злым шепотом, почти не разжимая губ, но мы, невольные свидетели, слышали каждое слово.