Холодное блюдо (СИ)

Полюбовавшись обстановкой около пресловутого дома номер сорок семь "А" минут десять, Артем неизбежно отвлекался. Он постоянно ловил себя на том, что или закрывает глаза и начинает проваливаться в легкую дрему, или пытается прочитать заметку в газете, которая лишь миг назад лежала на пассажирском сиденье, или тупо пялится на дисплей приемника и крутит тумблер громкости. Причем тот момент, когда он отвлекался, ускользал от сознания. Казалось, пару мгновений назад бодрствовал, а уже чуть ли не сон приснился, газету вроде и не брал, но половину статьи успел одолеть. Похлопывание по щекам, растирание бровей и век, самокритика, изложенная сквозь зубы в непарламентских выражениях, и даже поливание головы минералкой не помогали. Вернее, помогали слабо. На пяток минут хватало, а потом все начиналось снова. Раздражение и усталость к ночи накапливались в таких количествах, что Стрельцов был готов кого-нибудь убить. Перед сном. Перед долгим и глубоким сном. И убить чрезвычайно жестоким способом. Жестоким, но желательно быстрым – когда настолько умаялся, затяжные формы членовредительства, типа колесования, подвешивания за ребро или сажания на кол, не прельщают. Скоренько, не затягивая процесс, отрезал головушку, и баиньки.

Каждый следующий день был еще тяжелее предыдущего. Искомый субъект не объявлялся, и мировосприятие, и без того не оснащенное очками со слащаво-розовыми стеклами, упало до отметки "бесконечное уныние". И где этот ублюдок шляется?! Он дома совсем не бывает?

Случалось, к дому подъезжали на автомобилях, подходили или, наоборот, выходили из подъезда мужики, внешне похожие на Величева. Вернее говоря, на его фотографию, которую Артему показывал следователь. Всякий раз Стрельцов оживлялся, пару раз выскакивал из машины, как ошпаренный кот, и едва ли не бросался за "Величевым". Однако, приблизившись к кандидату в недруги и разглядев его с близкого расстояния, Артем убеждался, что это очередная пустышка, и человек явно не тот, что был на фотографии. Просто похож… издалека.

Правда, подобным образом Стрельцов дергался только в первый день, когда еще его захлестывал азарт слежки, а уверенность в непременном появлении Величева дома с минуты на минуту была непробиваемой. На вторые-третьи сутки наблюдения Артем поостыл и прежде, чем выпрыгивать из автомобиля, стал внимательно присматриваться к человеку. Приглядевшись же, понимал, что это снова не тот.

От безделья и непреходящего дискомфорта у Стрельцова стало разыгрываться воображение. Порой ему чудилось, что он проспал Величева, и тот успел проскочить в подъезд, хотя на рассудочном уровне осознавал абсурдность подобных предположений. Самого Величева он мог проворонить, но машину – и первокласснику ясно, что бандит не пешком притопает – никак бы не пропустил. Не на такси же он приехал. А даже если и на такси, или браток его подвез в то время, когда Артем по нужде в институт бегал, не сидит же он дома безвылазно. Это же не библиофил и не поклонник латиноамериканских сериалов, а самый настоящий бандит, со слов следователя, активный член преступной группировки, и большая часть его жизненных интересов, несомненно, сосредоточена вне четырех (или сколько там их?) стен собственного жилья. Представить, что подобный тип сутками просиживает дома, было очень сложно. Даже разыгравшееся стрельцовское воображение пасовало.

А еще Стрельцову иногда казалось, что Величев вообще не приедет или, если желаете, не придет. Уехал подлец в солнечные края пузо греть, а Артем будет возле опостылевшего подъезда сидеть безвылазно и безрезультатно. Пока не посинеет или с катушек не сорвется. Или то и другое вместе. В самые же тяжкие минуты отчаяния Стрельцову мнилось, что он неправильно понял Данильца, или же тот его обманул. Или же забыл черты лица с показанной следователем фотографии. И он начинал судорожно вспоминать, что именно сказал ему следователь, мысленно воспроизводить увиденный в прокуратуре портрет. Вспоминал, воспроизводил – лицо врезалось в память намертво – и успокаивался…ненадолго.

Поскольку едва минула утренняя часть дежурства, и сонливость отступила, а всех прелестей "засадного сидения" на сегодняшний день Стрельцов еще не успел вкусить, его моральному и физическому состоянию можно было присвоить степень…средней паршивости. Сейчас Артем находился в промежуточной стадии медленного закипания, между раздраженно-активным оптимизмом с элементами самовнушения (…ну, вот сегодня точно повезет, явится…) и бесконечной безысходностью, подкрашенной агрессией ко всему сущему (…никто не придет, я сижу здесь напрасно! А эту старуху, которая пялится на машину третий час, я удавлю, аки Моську!).