Холодное сердце

Петер Мунк взял крестик, запомнил все наставления и пошел дальше, к жилищу Михеля-голландца. Он трижды выкликнул его, и великан тут же явился.

— Ты убил свою жену? — спросил он с ужасным смехом. — Я бы тоже так сделал: она раздавала твое добро нищим. Но тебе придется на некоторое время покинуть эти края, ведь поднимется шум, когда ее хватятся. И тебе, наверно, нужны деньги, ведь ты пришел за ними?

— Ты угадал, — ответил Петер, — и на сей раз мне нужно довольно много денег, ведь до Америки путь неблизкий.

Михель пошел вперед и привел его в свою хижину. Там он отпер сундук, где лежало много денег, и принялся доставать оттуда целые столбики золотых монет. Когда он так выкладывал их на стол, Петер сказал:

— Ты, Михель, болтун: наврал мне, будто у меня камень в груди, а сердце мое у тебя!

— А разве это не так? — спросил, удивившись, Михель. — Разве ты чувствуешь свое сердце? Разве оно не холодное, как лед? Разве на тебя находят страх или тоска и ты способен в чем-то раскаиваться?

— Ты только остановил мое сердце, но оно по-прежнему находится у меня в груди, и так же обстоит дело с Эцехилем, он сказал мне, что ты нам наврал. Не тот ты человек, чтобы так незаметно и безопасно вынимать сердца из груди! Для этого тебе нужно было бы уметь колдовать.

— Уверяю тебя, — раздраженно, воскликнул Михель, — что и у Эцехиля, и у всех богатых людей, которые имели дело со мной, такое же холодное сердце, как у тебя, а настоящие ваши сердца я храню вот в этой комнате!

— Ну и здоров же ты врать! — засмеялся Петер. — Рассказывай это кому-нибудь другому! Думаешь, я не насмотрелся таких фокусов, когда ездил по свету? Эти сердца, что у тебя там, в комнате, — подделки из воска. Ты богач, это я признаю, но колдовать ты не умеешь.

Тут великан рассвирепел и распахнул дверь соседней комнаты.

— Войди и перечитай все ярлыки! Вон там, погляди, сердце Петера Мунка. Видишь, как оно трепещет? Можно ли сделать такое из воска?

— И все-таки оно из воска, — отвечал Петер. — Настоящее сердце бьется не так, и мое пока еще у меня в груди. Нет, колдовать ты не умеешь!

— Ну так я тебе докажу! — воскликнул тот сердито. — Ты сейчас сам почувствуешь, что это твое сердце.

Он взял сердце из склянки, распахнул на Петере куртку, вынул из его груди камень и показал ему. Затем он подышал на настоящее сердце и осторожно вставил его куда нужно, и Петер сразу почувствовал, как оно бьется, и снова смог этому обрадоваться.

— Ну, как? — спросил, усмехаясь, Михель.

— В самом деле, ты был прав, — отвечал Петер, осторожно вынимая из кармана свой крестик. — Вот уж не думал, что можно делать такие вещи.

— Верно?! И колдовать я, видишь, умею. А теперь, давай-ка, я снова вставлю камень.

— Погоди, господин Михель! — воскликнул Петер, отошел на шаг назад и протянул вперед руку с крестиком. — Ты попался на удочку, и на этот раз в дураках оказался ты.

И он принялся читать молитвы, какие только приходили ему на ум.

Тут Михель стал уменьшаться, делаясь все ниже и ниже. Он упал, он извивался, как червь, он стонал и охал, а все сердца кругом забились и застучали, наполнив комнату звуками часовой мастерской. Петер испугался, ему стало жутко, он выбежал из комнаты и из дома и вне себя от страха стал карабкаться по отвесной скале, ибо услышал, что Михель вскочил, затопал ногами, заметался и стал посылать ему вслед чудовищные проклятия. Взобравшись наверх, он побежал к пригорку. Тут разразилась ужасная гроза, молнии ударяли рядом с ним слева и справа, валя и раскалывая деревья, но он благополучно добрался до владений Стекляшничка.

Сердце его радостно билось, и только потому, что оно билось. Но потом он с ужасом оглянулся на свою жизнь, как на грозу, валившую позади него справа и слева прекрасный лес. Он вспомнил о Лизбет, о своей прекрасной, доброй жене, которую убил из жадности. Он показался себе извергом рода человеческого и горько заплакал, когда подошел к холму Стекляшничка.

Хранитель кладов уже сидел под елью и курил свою трубочку, но вид у него был веселее, чем прежде.

— Почему ты плачешь, Петер-угольщик? — спросил он. — Ты не получил своего сердца? В груди у тебя так и осталось каменное?

— Ах, сударь! — вздохнул Петер. — Когда я жил с холодным каменным сердцем, я никогда не плакал, глаза мои были сухие, как земля в июле. А теперь старое мое сердце прямо-таки разрывается, как подумаю, что я натворил! Своих должников я вверг в нищету, больных и бедных травил собаками, и… вы же сами помните, как мой кнут ударил по ее прекрасному лбу!

— Петер, ты был великим грешником! — сказал лесовичок. — Деньги и праздность растлили тебя, и сердце твое превратилось в камень и уже не знало ни радости, ни горя, ни раскаяния, ни сострадания. Но раскаяние смягчает гнев, и если бы я только знал, что ты по-настоящему сожалеешь о своей жизни, я бы уж сумел кое-что для тебя сделать.