Холодное сердце

Да, ему следовало доверять своей интуиции, но любопытство или что-то гораздо более опасное заставило его открыть ту дверь. А как только он ее открыл, уже не мог спокойно поклониться и уйти. С таким же успехом он мог бы перестать дышать. Даже теперь ему казалось, что в воздухе витает ее аромат. Хотя это была всего лишь лаванда в небольших мешочках, которую Виржиния всегда требовала раскладывать по комнатам, чтобы сделать воздух более приятным.

Люк подозревал, что Хлоя использовала лавандовую воду для полоскания своего белья. Другим экзотическим ароматом, который он связывал с ней, возможно, был мешочек с пряностями от моли, призванный уберечь ее траурный наряд от нашествия этих ненасытных существ. Значит, это была всего лишь смесь обычных луговых трав, корицы, фиалкового корня и, может быть, гвоздики. Но память затуманила его разум, напоминая, какой соблазнительной была мысль поцеловать молочно-белую кожу у основания ее изящной шеи.

Отвергнув эту мысль, он не стал целовать ее и до сих пор чувствовал на языке этот вкус. Люк провел языком по губам, и воспоминание о том, как она делала то же самое, вспыхнув огнем, вынудило его застонать. После десяти лет отсутствия он по-прежнему хотел ее, хотел даже больше, чем когда увидел впервые. Но теперь они повзрослели, а значит, могли нанести друг другу гораздо больше вреда.

Теперь этот никому не нужный ребенок стал женщиной. Люк ошибался насчет того, что скрывалось под ее простым платьем: нынешняя Хлоя ничем не напоминала худенькую девочку, которой когда-то была. Да, она осталась стройной, возможно, даже худой, потому что от печали и забот забывала есть. Однако все, что он увидел, было мягким и округлым, а кожа казалась такой шелковой и совершенной, что Люк не мог не подумать, каково было бы держать в ладонях ее полные высокие груди. Он поднял руки, как будто хотел удержать их от гнусного преступления. Остальные чувства уже предали его, так почему осязание не могло тоже присоединиться к армии противника?

Потому что он должен как-то противостоять тому, чем они с Хлоей Уитен могли стать друг для друга, со вздохом подумал Люк. Десять лет он делал все, что мог, чтобы не появляться здесь.

Ему не составляло труда устраивать праздник из поездок в Брайтон, где Виржиния и Ив могли с удовольствием проводить время вместе. Он даже каждую весну проводил несколько недель в Лондоне, чтобы они могли поесть мороженое у Гюнтера и сходить в цирк Астлея. Это была самая большая из его благородных отеческих жертв, потому что весной Даркмер был красив, как никогда.

Люк подозревал, что Виржиния знает, почему он избегает Лодж, но она и словом не обмолвилась об этом, потому что не хуже его понимала, к чему это приведет.

Высший свет поднял бы его на смех и с презрением отвернулся от Хлои Уитен, если бы он попытался сделать ее чем-то иным, кроме своей любовницы.

– Вот ты где, – произнес с порога Том Бенбург, и Люк обрадовался его вторжению.

– Думаю, ты не ошибся.

– Если хочешь, я могу снова уйти, раз у тебя дурное настроение. Но мне кажется, страдать лучше в компании.

– Да, черт возьми, я не страдаю.

– С лицом чернее тучи.

Люк заставил себя перестать ходить туда-сюда, как генерал перед решающей битвой, и взял наполненный бокал, который протягивал ему Том уже во второй раз за сегодняшний день. Сделав глоток прекрасного коньяка, который Виржиния всегда держала для избранных, он наконец почувствовал, что ему немного полегчало.

– Мне ее не хватает, Том, – признал он меньшее из двух зол.

– А как иначе? Я полагаю, это Виржиния спасла тебя от убогих радостей твоего семейства. А меня она буквально вырвала из лап моего нелюбимого опекуна, когда я был жалким мальчишкой, до которого никому не было дела.

– Верно, она постоянно подбирала бездомных и беспризорных. Как жаль, что она не смогла подарить Виржилу детей, хотя была прирожденной матерью.

– И это говорит человек, который был бы простым мистером, если бы у нее были дети? Ты либо святой, либо лжец, мой друг.

– Я ни то ни другое, но ты, как и я, прекрасно знаешь, что титул не меняет того, как бьется сердце человека, и не делает его счастливее.

– По правде сказать, не знаю, – равнодушно отозвался Том, и Люк напомнил себе, что его друг с пяти лет носил титул маркиза.

– Ладно, зато я знаю, – возразил он, – и титул не прибавил мне радости.

– Это потому, что к тому моменту, когда ты его получил, тебе уже нечему было радоваться, – глубокомысленно заметил Том.

Люк подумал, удалось бы кому-нибудь другому выйти сухим из воды и не нарваться на вызов, говоря вещи, которые походя позволял себе Мантень. – И ты, я полагаю, не помнишь, что значит не иметь его, поэтому всегда весел и полон радости?

– Ну, это, пожалуй, слишком, хотя я никогда не видел смысла в том, чтобы пребывать в мрачности. Я буду и дальше смеяться над миром, даже теперь, потому что Виржиния не хотела бы видеть унылые физиономии, когда она будет покидать эту юдоль слез.

– Верно, но мы оба знаем, что после смерти дяди Виржила она тосковала по нему, как человек, лишившийся руки или ноги.