Ситуацию спас тот самый стражник замка Аренделл, старавшийся встать на сторону своего будущего господина. Быстро поняв сложившуюся ситуацию, он бросился назад на поле боя, откуда и приволок санитара так быстро, как только мог. Сам каратель, который всё же нашёл в себе силы больше не прикасаться к своему лицу, лежал на спине в снегу, в который он что есть мочи вцепился руками, и теперь не выл, а только шипел от боли, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. И только когда над ним склонился медик, солдаты опустили винтовки.
-Вы в порядке, наместник? - спросил стражник у ордца, помогая тому встать на ноги.
-Ничего страшного. - ответил тот, растирая горло, где наверняка останется порядочный синяк. Но, тем не менее, как настоящий дворянин он не забывал о правилах поведения, а потому поспешил осведомиться у санитара: - Что с капитаном?
-Действие обезболивающего закончилось. А с обморожениями шутки плохи, особенно такими тяжёлыми. - не оборачиваясь ответил полевой медик, готовя шприц с очередной дозой алхимического зелья, пока пришедшие ему на помощь бойцы Зимней Гвардии держали капитана, чтобы тому можно было поставить укол. - Минут через пять будет в строю.
И действительно, как только обезболивающее начало действовать, дыхание варкастера успокоилось, а сам он, не без помощи солдат поднявшись на ноги, поковылял обратно к саням. Его взгляд снова стал мутным, но, по крайней мере, в нём больше не пылала ярость, граничащая с безумием. Подобрав свою дубинку и сунув её обратно в подсумок, он всё же дошёл до борта саней, и, уставившись на Ханса, долго смотрел на него, прежде чем проговорить: - Я приношу свои извинения, наместник.
-Что? - молодой кастелян не верил своим ушам. Неужели этот безжалостный палач ещё способен на такое?
-Я приношу извинения за свои действия. - повторил Краснов, пустившись в пространные объяснения: - Я был не в состоянии адекватно оценивать окружающую реальность в результате ранения, а эффект препаратов, поддерживающих меня в строю, закончился быстрее, чем я предполагал.
-Я не перестаю поражаться вашему упорству, капитан. - наместник сам удивился тому, что произнёс это вслух, но решил всё же закончить в той же манере, положив конец столь опасному конфликту. - Но мне приятно знать, что для вас честь офицера - не пустой звук. Извинения приняты.
-Я рад это слышать. И я благодарен вам, наместник, за то, что вы не дали мне совершить непоправимое. - продолжал хадорец, отвернувшись от своего собеседника и не отрываясь глядя на связанную ведьму. - Мне горько признавать, что я утратил контроль над собой.
-Не мне обвинять вас, капитан. - с опаской продолжал Ханс, надеясь удержать своего собеседника от нового приступа безумия. Кто знает, может быть на смену гнева и ярости придёт бездонный цинизм и холодное безразличие, которые могут оказаться ещё страшнее? - Вы устали, были ранены. Не всякий способен выдержать такое...
-Я должен выдержать. И выполнить приказ. Чего бы это ни стоило. - резко перебил молодого кастеляна каратель, бросив на него пронзительный взгляд, в котором снова читалась ярость.
-Ваша преданность долгу не может не восхищать, капитан. Но вы не боитесь, что цена будет слишком велика?
-Не боюсь. Мне уже поздно бояться. - хадорец обнажил зубы, наверняка пытаясь улыбнуться. Но этот оскал из-под бинтов выглядел пугающе. - Единственное, что меня пугает, это то, что я могу оступиться.
-Я не позволю вам оступиться. - твёрдо сказал кастелян Южной Хезы. - Даю слово.
-Вы уже дважды остановили меня чуть ли не в последний момент. - напомнил Краснов, после чего внезапно рассмеялся. И только немного уняв свой хриплый хохот, всё же объяснил причину своего веселья: - Вот уж не думал, что голосом разума для меня станет ордский дворянин.
-Ну что поделать. - с улыбкой ответил Ханс, тоже отмечая иронию сложившейся ситуации. - Может оно и к лучшему.
-Может быть. - кивнул варкастер, вновь посмотрев на пленницу. И глядя на герцогиню Аренделла, безвольно лежащую на простой солдатской шинели, с грустью продолжил: - За время службы карателем я сделал много страшных вещей, и ещё большему числу стал свидетелем. Порою люди, особенно находящиеся в отчаянии, или ведомые верой, способны на такое, что не привидится ни в каких кошмарах. Чего стоят только партизаны Сопротивления, которые оправдывают грабежи, убийства и теракты, в которых гибнут десятки невинных, борьбой за свободу.
Наместник даже не нашёлся, что ответить на эту исповедь. В его представлении капитан просто не мог сказать такое. Хотя после всего случившегося, казалось бы, удивляться уже нечему. А хадорец всё продолжал говорить, совершенно не заботясь, слушают его или нет.