Холодное время

– Подумайте, лейтенант. Ответ мне нужен завтра после обеда самое позднее.

Глава 30

Положив в карман телефон и ключи от машины, Адамберг поймал в коридоре Данглара.

– Вы со мной, майор?

– Куда?

– В Брешь. Хочу понять, что от нас скрывают братья.

– Которые не знают, что они братья. Вы устроите там землетрясение, стихийное бедствие.

– А вдруг это окажет на них полезное и благотворное действие.

– Уже начало третьего, а мы еще не обедали.

– Обойдемся сэндвичем в машине.

Данглар в нерешительности поморщился. Но со вчерашнего дня, сам того не желая, он то и дело задумывался о ферме Тот.

– Поужинаем в “Трактире Брешь”, – добавил Адамберг. – В качестве бонуса.

– Давайте заранее закажем меню? С картофельными оладьями?

– Попытаемся.

Проходя через общий зал, комиссар остановился перед столом Вейренка.

– Допрос в Бреши и ужин в “Трактире”, ты за?

– Я за, – сказал Вейренк. – Эти юноши не дают мне покоя.

– Что ты сделал со своими прядями?

– Попытался их покрасить вчера вечером.

– Не очень-то у тебя получилось.

– Не очень.

– Даже хуже стало.

– Да.

– Отсвечивают лиловым.

– Я видел.

Замкнувшаяся в своей скорлупе Ретанкур, не вставая из-за стола, посмотрела им вслед.

Адамберг взглянул на свои часы в тот момент, когда Селеста открыла им большие деревянные ворота.

– Уже четыре, – сказал Вейренк.

Селеста, судя по всему, была даже рада их видеть и с улыбкой пожала им руки, не спуская глаз с Вейренка.

– Она тебя полюбила, – шепнул Адамберг другу детства. – Что там, кстати, сказал Шато? Почему ты не можешь заседать в революционном Конвенте? Ах да, у тебя морда как у античной статуи.

– Римской, к сожалению, – сказал Вейренк, – не греческой.

Адамберг сделал шаг в сторону, чтобы в поисках высохшего репейника пройтись по траве вдоль аллеи. Селеста отправилась за Амадеем и Виктором и привела их прямо из конюшни, от них пахло лошадьми. Вид у обоих был озадаченный. Если бы полицейские поймали убийцу Анри, они бы просто позвонили. Какого черта они сюда приперлись?

– Сожалею, что пришлось побеспокоить вас без предупреждения, – сказал Адамберг.

– Ничего вы не сожалеете, – возразил Виктор. – Полицейские всегда являются без предупреждения. Чтобы застать врасплох.

– Вы правы. Где мы можем сесть?

– А вы надолго?

– Не исключено.

Амадей показал на круглый деревянный стол, стоявший посреди лужайки.

– Если вам не холодно, давайте останемся тут, на солнце?

Адамберг знал, что свидетели чувствуют себя гораздо комфортнее снаружи, чем в закрытом помещении. Он совершенно не собирался на них давить и послушно направился к столу.

– Мне как-то даже неловко, – сказал Адамберг, когда все расселись. – Неловко назвать вам причину нашего появления.

– То есть? – спросил Амадей.

– Дело в том, что вы оба солгали. Тактичнее это выразить трудно.

– Это имеет отношение к отцу?

– Отнюдь.

– К чему же тогда?

– К вашей жизни.

– В которой мы не обязаны перед вами отчитываться, – сказал Виктор, вставая. – Допрашивая бандита, вам не обязательно знать, с кем он спит.

– Иногда обязательно. Но спанье тут ни при чем. Сядьте, Виктор, вы только Селесту перепугаете.

Селеста торопливо приближалась к ним с тяжелым подносом, на котором покачивались всевозможные печенья и напитки. Вейренк тут же вскочил, чтобы помочь ей, и они вместе расставили на столе бутылки и стаканы. Виктор сел на свое место, недовольно нахмурив лоб.

– Амадей, – Адамберг повернулся к встревоженному молодому человеку, – вы сказали, что не помните, за исключением нескольких сцен, первые пять лет, проведенные в детском учреждении.

– Это правда.

– Это неправда. Вы не были ни в каком учреждении. Вас отдали в приемную семью на ферму Тот, где с вами скверно обращались. Родители забрали вас оттуда, когда вам исполнилось пять лет.

Амадей сплел пальцы, но не смог выдавить из себя ни слова. Виктор тут же ринулся в бой:

– С чего вы взяли?

– Навел справки в соцслужбах и на ферме, а если точнее, у мадам Манжматен. У Роберты. В дни большой стирки она приходила помогать супругам Гренье. Она помнит Амадея, от которого отказались при рождении. Помнит, что Мафоре приехали за ним пять лет спустя.

Адамберг говорил медленно, мягко, понимая при этом, что все равно приводит в смятение молодого человека.

– Амадей, вы ничего не вспоминаете, когда слышите эти фамилии?

– Нет.

– Надо дойти аж до уток? Вы говорили, что помните уток.

– Помню.

Положив руку на стол, Виктор согнул указательный палец. Амадей тоже. Знак сговора, приказ хранить молчание.

– Однажды вы разом отрубили головы десяти уткам. Вас заставили выпотрошить их и потом есть на завтрак, обед и ужин. Фермерский работник, мальчик чуть постарше вас, помог вам.

– Мальчика постарше я помню. Я вам говорил.

– А уток? Топор? Кровь?

– Помнит, – подтвердил Данглар так же мягко, как Адамберг.

Амадей разогнул палец.

– А что такого, – сказал он, и у него на лбу и на губе выступили капельки пота. – Да, я рос в приемной семье. Родители просили меня не распространяться об этом. Я не люблю ни вспоминать, ни говорить на эту тему. И вообще, с какой стати? Вам-то какая разница?