Холодное железо

– Ты же догадался, что у меня за дело, правда?

Мрачный и спокойный Кроткий кивнул.

– Если ты приперся сюда за неприятностями, ты огребешь их по полной! – хрипло прокаркала Шай. – Слышишь меня, ублюдок? После всего, что мы вынесли…

Кроткий легонько похлопал ее по предплечью. Тому самому, где змеился шрам.

– Все хорошо.

– Хорошо будет, когда мой нож…

– Не ввязывайся, Шай. Это старый долг, который надо отдавать. Их всегда надо отдавать. – Он заговорил с Трясучкой на северном наречии. – Что бы ни было между нами, их это не касается.

Кол посмотрел на Шай, на Ро… Казалось, в его живом глазу плескалось чувств не больше, чем в металлическом.

– Это их не касается. Выйдем?

Они спустились с крыльца перед лавкой. Не быстро и не медленно, соблюдая дистанцию и не сводя друг с дружки взглядов. Ро, Шай, Вист и Пит вышли за ними и замерли кучкой безмолвных наблюдателей.

– Кроткий, да? – сказал Трясучка.

– Имя как имя, не хуже других.

– О нет, не скажи. Тридуба, Бетод и Жужело из Блая позабыты. Но люди все еще слагают песни о тебе. Как ты думаешь, почему?

– Потому, что люди глупы.

Ветер громко хлопнул незапертой ставней. Два северянина стояли лицом к лицу. Рука Кроткого свисала свободно, обрубок недостающего пальца касался меча. Трясучка отбросил полу плаща, освобождая свое оружие.

– Это у тебя мой старый меч, что ли? – спросил Кроткий.

– Забрал у Черного Доу, – пожал плечами Кол. – Ты не думаешь, что все в жизни повторяется?

– Все и всегда. – Кроткий наклонил голову к правому плечу, потом к левому. – Все повторяется.

Время тянулось бесконечно долго. Где-то по-прежнему смеялись дети, донесся голос их матери, зовущей в дом. Кресло-качалка под старухой продолжало скрипеть. Все так же визжал на ветру флюгер. Порывистый ветер поднимал пыль с дороги и трепал плащи двух бойцов, застывших на расстоянии четырех или пяти шагов друг от друга.

– Что случилось? – спросил Пит, но никто ему не ответил.

Трясучка оскалился, Кроткий прищурился. Рука Шай до боли сжала плечо Ро. Кровь пульсировала в висках. Скрипело кресло, стучал ставень, где-то лаяла собака.

– Ну? – рыкнул Кроткий.

Трясучка слегка повернул голову, его здоровый глаз покосился на Ро. Задержался на долю мгновения. Она сжала кулаки и стиснула зубы. Как же ей хотелось, чтобы он убил Кроткого! Она молила об этом всей душой! Налетевший ветер взъерошил волосы, остудил щеки.

Скрип. Стук. Скрежет.

– Ладно, пожалуй, мне пора, – сказал Трясучка.

– Что?

– До дому долгий путь. Но следует вернуться и рассказать, что девятипалый ублюдок вернулся в грязь. Разве вам так не кажется, мастер Кроткий?

Тот сжал левую кисть в кулак таким образом, что отсутствие пальца не бросалось в глаза. Кивнул.

– Верно. Он умер давным-давно.

– К общей радости, я думаю. Кто бы захотел повстречаться с ним еще раз? – Трясучка подошел к коню, запрыгнул в седло. – Я мог бы сказать – до свидания… Но, думаю, лучше нам больше не встречаться.

– Лучше. – Кроткий оставался на месте, глядя на него.

– Некоторым людям не написано на роду делать что-то хорошее. – Трясучка вздохнул и усмехнулся. Улыбка казалась чужой на его изуродованном лице. – Но даже так неплохо. Нужно когда-то завязывать.

Он пришпорил коня и направился на восток, прочь из города.

Какое-то время все соблюдали молчание. Дул ветер. Скрипело кресло. Солнце садилось. Потом Вист шумно выдохнул:

– Черт бы меня побрал, я чуть не обделался!

Его слова как будто прорвали плотину. Шай и Пит обнялись, но Ро не улыбалась. Она следила за Кротким. Он тоже оставался серьезным. Хмурился, глядя на клубы пыли, отмечавшие след Трясучки. А потом молча ушел в лавку. Шай кинулась за ним. Кроткий собирался, в спешке роняя вещи с полок. Сушеное мясо, мука, вода, скатанное одеяло. Все то, что могло пригодиться в путешествии.

– Что ты задумал? – спросила Шай.

Он застыл на миг, но опять вернулся к сборам.

– Я старался для вас, как мог. Я поклялся твоей матери. Лучшее, что я могу сделать для вас сейчас, – это уйти.

– Куда уйти?

– Не знаю. – Он глянул на обрубок среднего пальца. – Кто-то явится, Шай. Рано или поздно. Нужно трезво смотреть на жизнь. Нельзя жить так, как я жил, и улыбаться. За мной всегда будут следовать неприятности. Все, что я могу сделать, – это увести их за собой.

– Не притворяйся, что ты делаешь это ради нас.

Кроткий вздрогнул.

– Человек должен быть тем, кто он есть. Должен быть. Попрощайся за меня с Темплом. Думаю, у вас с ним все будет хорошо.

Он сгреб вещи в охапку, вышел с ними на улицу. Затолкал в седельные сумки. Вот и все сборы.

– Ничего не понимаю, – со слезами на глазах сказал Пит.

– Я знаю. – Кроткий опустился перед ним на колени. Казалось, в его глазах тоже поблескивает влага. – Мне жаль. Прости меня за все.

Он неуклюже обнял всех троих.

– Черт побери, я совершал много ошибок. Думаю, человек мог бы прожить достойную жизнь, выбрав другой путь, не такой, какой выбрал я. Но вот о чем я никогда не пожалею, так это о том, что помог вырасти вам. Я не жалею, что вернул вас. Не важно, чего это стоило.

– Ты нужен нам, – сказала Шай.