Холодные близнецы

Некоторые говорят на гэльском. Кирсти молчит, как и ее мать. Взволнованная и напряженная. На Кирсти – новенькая синяя с белым форма школы «Кайлердейл» под розовой стеганой курточкой с капюшоном. Когда у дверей я снимаю с нее верхнюю одежду, эта форма выглядит так, будто велика ей. Почти как клоунский костюм. Жалкое зрелище. И ботинки кажутся огромными. И волосы причесаны небрежно – из-за меня.

Мне становится стыдно. Неужели я перепутала размеры? И почему я не расчесала ее как следует? Мы жутко спешили. Энгус хотел попасть на Скай пораньше: он нашел в Портри работу – архитектором на неполную занятость. Правда, Портри находится очень далеко, и мужу придется там ночевать всякий раз, когда для него поступит заказ.

В финансовом плане это хорошо, однако усложнит транспортную проблему.

Поэтому нам пришлось поехать утром всем вместе на нашей единственной лодке. Я впопыхах побрызгала спреем на чудесные шелковистые волосы дочери, а потом провела по густым светлым прядям щеткой. Кирсти стояла у меня между колен, зажав в руках игрушку, ерзая туда-сюда и напевая себе под нос только что выдуманную песенку.

Волосы Кирсти растрепаны. Слишком поздно приводить их в порядок.

Во мне проснулся защитный инстинкт. Я не хотела, чтобы над ней смеялись. Ей будет сегодня страшно и одиноко – в чужой школе, в середине осеннего семестра и без сестры. Да еще и неразбериха с ее личностью – она здесь затаилась. Порой она говорит о себе «мы» вместо «я», а иногда, как сегодня утром, – «другая Кирсти».

Другая Кирсти?

Ее слова сбивают с толку, они ранят, поэтому я и не позволила себе заострять на них внимание. Я надеюсь, что Келлавей прав, и школа расставит все на места: новые друзья, новые игры.

И мы идем в школу.

Мы замешкались в дверях, и другие дети бегут в классы – болтают, смеются, дерутся рюкзаками из синтетики. На рюкзаках – герои мультиков «История игрушек», «Мыши-монстры». Женщина в круглых очках на большом носу и в практичной юбке в клетку одаривает меня подбадривающей улыбкой, придерживая перед нами стеклянную дверь.

– Миссис Муркрофт?

– Да, а…?

– Я видела вас в Фейсбуке. Прошу прощения! Просто любопытно было узнать про новичков-родителей. – Она снисходительно кивает Кирсти. – Здравствуй, маленькая Кирсти! Кирсти Муркрофт?

Она вводит нас внутрь:

– Выглядишь точь-в-точь, как на фото! Меня зовут Салли Фергюсон. Рада видеть тебя в нашей школе. Зови меня, пожалуйста, Салли.

Она поворачивается ко мне:

– Я школьный секретарь.

Она ждет, что я отвечу, но я не могу. Потому что меня опережает Кирсти:

– Я не Кирсти.

Салли смеется. Вероятно, она думает, что это обычная детская шутка, вроде той, когда ребенок прячется за диваном, высовывая оттуда куклу в руке.

– Кирсти Муркрофт, мы же видели твои фотографии! Тебе здесь понравится, мы учим гэльский язык…

– Я НЕ Кирсти, меня зовут Лидия.

– Ох…

– Кирсти мертва, а я – Лидия.

– К-ки? – женщина замолкает и изумленно глазеет на меня.

Моя дочь громко повторяет:

– Лидия. Я – Лидия. Мы – Лидия. Лидия!

Тишину школьного коридора нарушают только сумасшедшие вопли моей дочери. Улыбка Салли Фергюсон меркнет, она испуганно хмурит брови. По стенам развешаны приколотые кнопками жизнерадостные гэльские фразы. Школьный секретарь делает вторую попытку:

– Э… хм… Кирс…

Моя дочь отмахивается от Салли Фергюсон, как от осы:

– Лидия! Вы обязаны звать меня Лидия! Лидия! Лидия! Лидия! Лидия! ЛИДИЯ!

Женщина пятится назад, но моя девочка уже полностью неуправляема и выдает полноценный истерический припадок, как годовалый малыш в супермаркете, который хочет, чтобы ему купили именно ту самую игрушку. Разница лишь в том, что мы не в магазине, а в школе, а ей – семь лет, и она выдает себя за свою умершую сестренку.

– Она умерла, Незабудка умерла. Я ЛИДИЯ! Я Лидия! Она тут! Лидия!

Что я делаю? Нелепо, но я пытаюсь поддерживать беседу:

– О, это у нее пунктик, бзик. Я заберу ее через…

Но моей попытки почти не слышно – дочь опять заходится в крике:

– ЛИДИЯ ЛИДИЯ ЛИДИЯ ЛИДИЯ! Кирсти УМЕРЛА-А-А, я ее НЕНАВИЖУ, я Лидия!

– Пожалуйста, – говорю я Кирсти, оставив попытки обмана. – Прошу тебя, милая, пожалуйста.

– КИРСТИ УМЕРЛА-А-А. Кирсти мертвая, ее убили, ее убили. Я ЛИ-ДИ-ЯЯЯАААА!

И затем припадок утих – столь быстро, как начался. Кирсти встряхнула головой, побрела к дальней стене и села на низкий стульчик под фотографией школьников, работающих в саду с подписью фломастером.

«Ag obair sa gharrad».[12]

Немного посопев, дочка шепчет:

– Пожалуйста, зовите меня Лидией. Мам, почему ты не можешь называть меня Лидией, ведь я же Лидия.

Она подняла заплаканные голубые глаза:

– Мам, пожалуйста. Я не пойду в школу, если ты не будешь звать меня Лидией.

Я остолбенела. Ее мольба звучала мучительно искренне. У меня не оставалось выбора.

Молчание сделалось совсем невыносимым. Теперь мне надо объяснить все школьному секретарю – в абсолютно неподходящий момент – и умудриться куда-нибудь тихонько спровадить Кирсти. Мне необходимо, чтобы она училась в этой школе.