Холодные дни

– Да пофиг, – ответил я и сел у очага напротив – и греться, и поглядывать на Кэррин. Тепло вместе с супом и кофе вливалось в мой живот, и я начал чувствовать себя человеком впервые… за много времени. Все тело ныло. Приятным это не назовешь, но, кажется, я честно заработал свои болячки.

– Господи, Дрезден, – сказала Кэррин, – ты бы хоть руки помыл. – Она взяла салфетку и, наклонившись, стала вытирать мне руки. Мой желудок вякнул, что прервать еду было плохой идеей, но я поставил чашки рядом с собой и позволил ей продолжать.

Она вытирала мне руки терпеливо, потратив на это пару салфеток. Потом сказала: – Наклонись.

Я наклонился.

Она взяла свежую салфетку и вытерла мне лицо, медленно и заботливо. Оно все было в царапинах и порезах. Когда она очищала один из них, стало больно, зато потом чувство сделалось приятным. Иногда кое-что, полезное тебе в долгосрочной перспективе, немного болит, когда впервые за него берешься.

– Ну вот, – сказала она миг спустя. – Ты выглядишь почти по-человечески… – Здесь она сделала резкую паузу и опустила глаза. – Я имею в виду…

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – сказал я.

– Да.

Огонь потрескивал.

– Что там с Маком? – спросил я.

Кэррин посмотрела на спящего человека.

– Мэб, – сказала она. – Она появилась здесь несколько минут назад и посмотрела на него. Потом, прежде, чем кто-то успел среагировать, она сорвала с него бинты, сунула пальцы в рану и вынула пулю. И бросила прямо ему на грудь.

– Но раны нет, – заметил я.

– Нет. Начала затягиваться в ту же минуту, как Мэб сделала это. Но ты помнишь случай, когда его жестоко избили в его же баре? Почему ткани не регенерировались тогда?

Я покачал головой:

– Может, потому что тогда он пребывал в сознании.

– Он отказался от обезболивающего. Я помню, мне это тогда показалось странным, – пробормотала Кэррин. – Что он такое?

Я пожал плечами:

– Спроси у него.

– Я спрашивала, – сказала она, – прежде чем он отключился.

– И что он ответил?

– Он сказал: «Я готов».

Я фыркнул.

– И как ты думаешь, что это значит?

Я поразмыслил над этим: – Может, он имел в виду, что он в отключке?

– И мы это так и оставим? – спросила она.

– Если он этого хочет, – сказал я. – Считаешь, мы должны его пытать?

– Логично, – сказала она и вздохнула. – Может, действительно, лучше дадим ему отдохнуть.

– Может, нам стоит позволить ему продолжать варить пиво, – сказал я. – А что Томас?

– Проснулся. Поел. – Она нахмурилась и уточнила: – Поел супа. Спал пару часов. Эта здоровенная костлявая тварь всерьез измотала его.

– Всегда находится кто-то больше тебя, – сказал я.

Она хмуро посмотрела на меня.

– С одними это бывает чаще, чем с другими, – уточнил я.

Она закатила глаза.

– Ну так? – сказал я миг спустя.

– Ну так? – сказала она.

– Кгм. Нам стоит поговорить?

– О чем?

Мыш смотрел то на нее, то на меня и начал с надеждой вилять хвостом.

– Цыц, – сказал я и почесал его за ухом. – Какая-то шпана, сплошь из костей, смогла тебя завалить? Ты получаешь слишком много косточек от благотворительности? Эта драка должна была быть типа Скуби-Ду против Скуби Закусь-Призрака.

Мыш счастливо скалился, не слишком расстроенный, продолжая вилять хвостом.

– Не будь с ним так суров, – сказала Кэррин. – Всегда находится кто-то больше тебя. – Потом она покачала головой и добавила: – Ох, мы просто как дети. Цепляемся за любой предлог, лишь бы не говорить сейчас о наших отношениях.

Чашка с супом дернулась, едва не опрокинувшись.

– Кгм, – сказал я. – Да. – Я сглотнул слюну. – Мы… мы целовались.

– Есть песня о том, что это значит, – сказала Кэррин.

– Да. Но я не умею петь.

Она замолчала, а потом ее чашка с супом стала тоже подрагивать в ее руках.

Потом очень осторожно она заговорила: – Есть определенные факторы…

– Типа Кинкейда, – сказал я без эмоций.

– Он не один из них, – сказала она. – Уже нет.

– О, – сказал я, слегка удивленно.

– Это ты, Гарри.

– Я был уверен, что окажусь фактором.

– Да, – сказала она. – Но… не фактором «против». – Она взяла меня за руки. – В течение последнего дня я видела в тебе проявления, которые… беспокоят меня.

– Беспокоят тебя.

– Пугают меня до потери пульса, – уточнила она спокойным тоном. – Вся эта муть с Зимним Рыцарем. Ты не меняешься. Ты уже изменился.

Я почувствовал легкий холодок.

– Что ты имеешь в виду? Сегодня ночью? Черт дери, Кэррин, когда мы не имели дел с монстрами и бойнями?

– Имели, и множество раз, – кивнула она. – Но прежде ты всегда этого боялся. Ты делал свое дело, но думал, что это страшно. Вполне здравая мысль.

– И? – спросил я. – Что было иначе нынешней ночью?

– То, что я постоянно чувствовала спиной твою эрекцию, – сухо сказала она.

– Кгм, – сказал я. – Серьезно?

– Да. Женщины такое обычно замечают.

А я не заметил.

Глп.

– Просто… Кэррин, послушай, эта штука почти никогда не ведет себя благоразумно. Но не потому, что она хотела обратить на себя внимание.

– Никогда не понимала, почему мужчины это делают, – сказала она.

– Делают что?