— УМОЛКНИ!! — рявкнула я, невольно сорвавшись на тонкий крик. Точно такой же, как вчера, когда убегала от эльфов — на нежный, почти хрустальный, переливающийся в воздухе, словно легкий перезвон серебряных колокольчиков, крик, больно ударивший по истончившемуся пространству.
И Судья отчего-то резко заткнулся.
Я ощутила на себе странный, пронизывающий взгляд, который, казалось, увидел мою душу насквозь. Откровенно поежилась, чувствуя, как пристально меня изучают и оценивают, но потом упрямо вскинула голову, закрывая собой пошатывающего духа, который на данный момент выглядел очень даже материальным. Наконец, решительно подхватила его под руку, намертво вцепилась, притянула к себе, крепко обняла, чувствуя под руками настоящее, теплое и удивительно твердое тело. Вызывающе обернулась к Судье и вздернула нос.
— Он мой!! Разве не видно?
На мое плечо осторожно легла когтистая рука, готовая защитить от любой опасности. Сзади придвинулось мощное, будто выкованное из стали тело, надежно заслонило собой, даже раздалось вширь, будто вдруг обрело новые крылья. Обдало волной теплого воздуха, словно пылало собственным, каким-то внутренним огнем. А затем над ухом раздался грозный, предупреждающий рык, где смешалось злое восхищение, одобрение, благодарность и… внятное предупреждение.
— Она неприкосновенна! — глухо заурчал Рум, на мгновение уподобившись Ширре. Он низко пригнул голову, упрямо выдвинул нижнюю челюсть и непримиримо уставился в пустоту. — Даже для тебя! Она — моя хозяйка!
— Твой друг, — поправила неудавшаяся «хозяйка», нерешительно пожимая когтистую ладонь. Дух странно дрогнул и, скосив свои удивительные глаза из солнечного янтаря, слабо улыбнулся.
— Друг…
Я только прижалась крепче.
— ДА, — как-то странно притих Голос. — ЭТО ПРАВДА. ОН ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ… ПО СВОЕЙ ВОЛЕ.
— Вот именно, — слегка озадачилась я столь резкой переменой отношения. — И мы о том же.
— ЗНАЧИТ, ТЫ ПОЗВОЛЯЕШЬ ЕМУ ЖИТЬ? — нерешительно уточнил Судья. — СНИМАЕШЬ ОБВИНЕНИЕ?
— Да.
— ЖЕЛАЕШЬ, ЧТОБЫ ОН ВЕРНУЛСЯ?
— Да.
— ДАЕШЬ ЕМУ ВОЗМОЖНОСТЬ ИСКУПИТЬ?
— Да, — в третий раз повторила я и упрямо тряхнула головой, чувствуя молчаливую поддержку Рума. — Если он виновен, значит, будет наказан. Если заслужил — значит, получит по заслугам. Но не здесь, не сейчас и не так, как вы тут собирались. Я сама решу, насколько он виноват, и сама накажу, если в том возникнет необходимость. Он связан со мной, а я с ним. И наше право — выбирать, какими будут наши дальнейшие отношения. Я возвращаю ему свободу!
— ДА БУДЕТ ТАК, — удивительно кротко прошелестел Судья и мгновенно исчез. Только что был, и нет его. Как отрезало: ощущение чужого могучего присутствия незаметно пропало. Языки жаркого огня тоже пропали, разорванная перегородка с тихим шипением втянулась куда-то вниз, предоставив пленнику полную свободу действий. А мы остались с ним вдвоем на холодной земле — усталые, измученные, наполовину обгорелые, держащиеся друг за друга и все еще не способные поверить. Но со странным чувством одержанной, хотя и очень не легкой победы.
Прошла одна томительная секунда в наступившей звенящей тишине, потом две, три… десять. Никто больше не появился, пытаясь законопатить нас внутрь прозрачной тюрьмы. Не заорал дурным голосом, не выскочил из-под земли и даже не погрозил пальцем, кляня за вопиющее нарушение правил. И все бы ничего, но я вдруг тихо всхлипнула и, неожиданно лишившись всех сил, плавно осела вниз. Правда, так и не упала — сильные руки подхватили и крепко прижали к груди, не давая рухнуть на голые камни, зато в голове нещадно зазвенело, уши снова заложило, в глазах заплясали разноцветные огоньки, а стремительно отдаляющийся голос с непередаваемым укором шепнул:
— Глупая, дерзкая, упрямая девчонка… что же ты натворила?
7