Ну, вот и все. Вот и закончилась эта страница. Долго она тянулась, нередко рвалась, мокла и покрывалась дорожной пылью, но теперь все действительно кончено. Можно ее перевернуть и с чистой совестью отправляться дальше. Брегол меня поймет, он всегда меня понимал лучше, чем кто бы то ни было в караване. А раз понимает он, значит, к моему утешению, когда-нибудь поймут и остальные. Даже Лех.
Жаль, конечно, что с ним не получилось проститься по-человечески, но я не в обиде — могу его понять. Остается только надеяться, что он получит мое, дописанное-таки этим утром письмо и не будет слишком огорчен тем фактом, что у нас не было ни единого шанса стать чем-то большим, чем просто попутчиками. Но тут уж, как говорится, ничьей вины нет — невозможно сие просто, вот вам и весь сказ. Судьба, если хотите. Надеялась я, конечно, что увижу его хотя бы сейчас, рядом с отцом и братом, но нет. Наверное, он все еще злится за сманенных в Пустоши эльфов. И это тоже можно понять: побратимы на дороге не валяются и на кустах не висят, подобно гроздьям спелых ягод. Побратимы-эльфы — тем более. А я только что увела у него целых двух. И это тогда, когда гнотт только-только, наконец, собрался вместе после долгой разлуки. Прости, Лех. Прости, что так вышло. Знаю, что поступаю не лучшим образом, но запретить Беллри и Шиаллу не могу. Это их выбор, и ты хорошо понимаешь, что не можешь вмешиваться. Это их воля, и даже мне тут ничего не сделать: эльфы испокон веков славятся верностью слову и странной привязанностью к данным обещаниям. Эти двое поклялись, что доведут меня до Мглистых Гор в целости и сохранности, а значит, пойдут следом, что бы ни случилось, и станут охранять так, как стерегли бы эльфийскую принцессу. Так что прости еще раз и не держи зла. Прочти мое письмо и иди с миром. Отпусти прошлое. Прими настоящее. Не бойся будущего, потому что оно никому неведомо. Пусть у тебя все наладится, пусть случится так, что ты забудешь обо мне, простишь, если сможет. Найди себе красивую девчонку и радуй внуками престарелого отца с матерью.
Пусть сложится так, что он когда-нибудь будет счастлив. Потому что, если так случится, моя душа тоже будет спокойна.
Я глубоко вздохнула, подметив вдалеке Вторые Врата Белого Города, и внутренне поежилась, памятуя о том, каких мук нам стоило недавно их преодолеть. Сколько раз стражники на воротах перечитывали подорожную, как долго всматривались в наши лица, что-то писали в отчетных листах, кому-то передавали сообщенные сведения. Надо быть готовой к тому, что этот ужас снова повторится, причем не раз. В том числе — на внешних воротах, где по обычаю стража еще злее, чем везде. То есть, из Кроголина мы выедем где-то после полудня, если не к вечеру, а после того, как выберемся, еще полдня будем приходить в себя от этих злобных церберов, коими так славился этот древний суровый город. Так что надо набраться побольше терпения, смириться с неизбежным, кротко снести придирчивый и весьма утомительный осмотр (читай — почти обыск) и не надеяться на то, что покидающих город гостей терзают менее агрессивно, чем тех, кто в него только вступает.
Однако моим опасениям не суждено было сбыться: ни Вторая, ни Первая Стража не проявила особого внимания к нашей странной троице. То ли присутствие эльфов благотворно сказалось, то ли я правильно подобрала одежду, что меня не решились мучить. То ли просто в такую рань им неохота было возиться с чужаками, которые надолго уходили из Кроголина на весьма приличных лошадях. Не знаю. По моей подорожной только бегло пробежались глазами, что-то небрежно черкнули, вяло оглядели смирно стоящую лошадку и дали отмашку на выход.
Я так изумилась, что даже забыла спросить, за что такая несусветная щедрость. Откуда это святое милосердие? У кого-то сегодня или вчера случился большой жизненный праздник? Я даже озадаченно покосилась на остроухих спутников, ища поддержки, но на их лицах проступило такое же недоумение, переходящее в искреннюю оторопь, потому как прежде такой вопиющей безалаберности они в Кроголине не встречали. Особенно на Вторых Вратах, где, как известно любому дураку, всегда был наижесточайший отбор. Причем, как на входе, так и на выходе. Не понимаю, как вся эта дикая муштра уживалась в столь многолюдном городе, как справлялись с ней купцы и простые приезжие, как умудрялись ладить между собой жители разных районов, но факт остается фактом: разделение города на тщательно изолированные друг от друга зоны имело место быть. Стража на воротах справедливо считалась самой жесткой и неподкупной во всем Симпале. Однако нас (и это тоже — факт) пропустила без всяких вопросов, и это вызывало, по меньшей мере, недоумение.