Холодные дни

— Трис! Етить тебя за ногу…

Яжек снаружи тихо хмыкнул.

— Ты что, действительно простудилась?

— Нет, — недовольно насупилась я, кутаясь в промокший плащ. — Это все злобные происки ушастых недоброжелателей: на торгу говорили, их плащи не поддаются влаге, но, как оказалось, это гнусная ложь. Мой давно вымок насквозь, будто соткан не из ушастой… тьфу ты!.. эльфийской нити, а из простой дерюги! За что только деньги платила?!

— Ох, Трис, — сокрушено покачал головой Зого. — Боюсь, тебя просто-напросто обманули: эльфийские плащи действительно не пропускают воду. Можешь мне поверить — десять лет один такой носил, все нахвалиться не мог, никакого сносу ему не было…

— Да? — подозрительно шмыгнула я носом снова. — И куда ж он делся?

Старик тяжко вздохнул.

— Так сперли его у меня. Какой-то гад в таверне и спер. Знал бы, кто, давно удавил бы — двадцать золотых за тот плащ отдал. Да только ушел он, гад — схватил, шмыгнул на улицу, да только его и видели.

— Двадцать золотых?! — изумилась я. — Мне этот вполовину меньше обошелся!

— Потому-то и не держит воду, — авторитетно заявил он. — Не эльфийская эта ткань, значит. Хоть и очень похожа, признаю. Но, поверь старому вознице, немного повидавшему свет: обманули тебя, милая. Ткань, конечно, неплохая, выделанная, крепкая. Эльфийским воском ее наверняка пропитали, подкрасили, где нужно, в травках кое-каких замочили и готово — ни за что не отличишь от настоящей, покуда в сильный дождь не попадешь. Да и то, не сразу обман раскроется, а через недельку-другую, когда мошенники уже далеко будут.

— Вот демон!

Зого сочувственно покосился.

— Да, дела-а… я однажды тоже так попал. Сперва не понял, конечно, хотя уже не первый год с мастером Бреголом по миру помотался. Но разницу ощутил лишь когда настоящую вещь в руках подержал: от нее завсегда магией тянет, да и теплая она, когда ни возьмешь. Будто душу тебе греет, хоть в снег, хоть в дождь, а хоть на море в шторм. Да ты и сама можешь увидеть: сделай труд, глянь на наших остроухих.

Я, скрепя сердце, выглянула снова, поискала глазами отдалившихся эльфов и быстро убедилась: все правда. Ушастые гордецы ехали себе, как ни в чем не бывало — сухие, чистенькие, красивые, как детские игрушки. Ни каплюшки на них не повисло, ни комочка грязи — все скатывалось, будто сани по ледяной горке. Ни следа непогоды на них не виднелось, хотя внешне ткань — один в один с моим плащиком. Ни за что не различишь, коли поближе не подойдешь и не потрогаешь. Но у них ткань как поблескивала матово, так и сейчас блестит, а моя промокла, провисла и обмякла половой тряпкой, будто не плачено за нее целое состояние. И это тем более обидно, что мне вроде как по профессии положено всякий обман загодя распознавать: все-таки я не первый день ремесло изучаю. Хоть и по золоту больше, да по каменьям, но все-таки. Эх, купец, купец… дородный бородатый крепыш в алом кафтане и поистине королевской осанкой… взгляд, как у бравого орла, честный и неподкупный… руки холеные, подбородок гордый, нос прямой и весь из себя благородный… ну, только попадись мне в руки! Только покажись на глаза! Вот этим самым «плащом» по ним и стегну!

Буркнув нечто нелицеприятное в адрес пройдохи, я отвернулась, чувствуя, что и без того отвратительное настроение упало окончательно и бесповоротно. Осталось только добить, чтобы не мучилось, и спеть по нему заупокойную.

Из груди вырвался тяжкий вздох.

— Да не переживай, Трис, — сочувственно покивал Яжек. — Ну, давай я тебе свой отдам? Возьми, а? Он совсем сухой внутри — там подкладка специальная, на заказ у эльфов сделана. А твой совсем промок!

И тут проклятые ушастые гады!

Я вздохнула совсем тяжело и снова вежливо отказалась, отчего юноша почти обиделся, но на мою черную неблагодарность милосердно смолчал. Перехватив его взгляд, Зого вполголоса посоветовал мне не глупить, на что пришлось так же тихо ответить, чтобы он не лез не в свое дело. После чего на дороге воцарилось неуютное молчание, нарушаемое только визгливым скрипом телег, тяжелым дыханием и негромким всхрапыванием лошадей. Мое настроение при этом полностью издохло, и я уже собралась его с почестями похоронить, а потом предаться совсем уж черному отчаянию, потому что действительно было холодно, а раздевать и рисковать здоровьем Яжека никак не хотелось. Однако, как оказалось, не только старый ворчун слышал наш разговор: едва в моей душе во всю мощь заиграл траурный марш, Беллри неожиданно развернулся, придержал коня. Зачем-то оглянулся на Леха. Наконец, вытащил из седельного мешка бесформенный сверток и, приблизившись, с коротким поклоном протянул.

— Возьми, пожалуйста. Это согреет и убережет от влаги. Его шили для… ну, неважно, но мне кажется, тебе подойдет. Правда, цвет немного не… — тут Беллри наткнулся на мою непонимающую физиономию и быстро добавил: — Не волнуйся, он совсем новый. Никакого урона твоей чести не будет.

А потом поспешно откинул верхнюю ткань и снова протянул.

— Вот. Прими. Очень тебя прошу.