Холодные глаза

– Астахфируллагь. – Он устало потер лоб. – Прямо сейчас садись в машину и уезжай. Ты свое дело сделал и уже стал для кого-то проблемой. Еще чуть-чуть – и станешь моей проблемой.

– Да я как раз собирался… – промямлил я, но остановился, увидев, что Заур смотрит в сторону оставшейся группы зевак из десяти человек.

– Если никто из вас не хочет признаваться в убийстве или если у вас нет для меня полезной информации, расходитесь уже! – крикнул он в толпу, и народ начал уходить, бурча что-то в адрес следователя. Он еще раз устало потер лицо, посмотрел опять на мечеть и тихо сказал: – Астахфируллагь… Астахфируллагь… я-я-я Аллагь. ******* ********. Астахфируллагь.

Мне стало искренне жаль его. Я вспомнил, через что ему приходится проходить, чтобы просто иметь возможность заниматься раскрытием преступлений. Он принялся нервно что-то набирать в телефоне, затем поднял глаза и увидел меня.

– Ты еще тут, что ли? Уезжай! – рявкнул он, указав пальцем в сторону выезда из села, и я развернулся и ушел.

Сев в машину, я вспомнил свой основной план, состоявший из двух пунктов: уехать и забыть.

– Уехать и забыть. Уехать и забыть. Уехать и забыть, – повторял я, пока машина пробивала себе дорогу к выезду.

Вдалеке я видел выползающую из-за горы дорогу, ту самую, на которую мне нужно было попасть. Видел показавшийся на ней грузовик. Подумал о водителе, который проедет мимо этого села, бросит на него безразличный взгляд и подумает: «Хорошо живут – горы, чистый воздух». Позавчера я, в поисках горе-золотодобытчика проезжая это село в девять часов утра, наверняка бросил такой же взгляд, не зная, что ночью здесь была кровавая резня. Если бы я не ответил на звонок шефа, если бы не завернул сюда, все было бы просто зашибись. Я бы сейчас сидел в офисе в Махачкале, гордо смотря повтор новостного выпуска с моими кадрами. Да, всего лишь мошенник, а не больной убийца, но тоже неплохой репортаж. И драка была, и наручники. Что еще зрителю надо? Мой материал вернули, я все еще могу дать его в эфир. Денежку заработаю, и Заур в обиде не оставил. Три тысячи в кармане и ценный опыт за плечами. Гребаный ценный опыт, о котором все так много говорят. И вообще-то никто не запрещал мне писать материал об убийстве. Я не подписывал никаких документов, так что расскажу абсолютно все, что захочу, все, что увидел и услышал во всех подробностях, и пошел на хрен этот медведь, и Заур тоже. Тоже мне герой, защитник студентов. Можно было уже запомнить, что я давно не студент. Стопудово и имя мое забыл.

Машина вдруг подпрыгнула, это могла быть кочка, или «лежачий», или чей-нибудь замерзший труп. В любом случае я тоже подпрыгнул, и эта мелочь стала последней каплей.

– Гребаный снег! Гребаное село! И полиция, и убийца, и жители! Каждый второй: «Чё приехал, чё надо!» Блядь, мне ничего не надо! Я просто пришел делать свою работу! Дайте пофоткать! И ничего не сделал! Только, блядь, опыта полные штаны! И вали на хер из села, спасибо, подержал камеру и мой член! Дальше мы сами разберемся! Я, суперневъебенный детектив, еще ебанутый на голову терминатор-мститель и, сука, Джек-потрошитель! Мы сами разрулим! Герои! А ты вали на хер отсюда, студент! Вот и сами идите в жопу! – заорал я на всю машину, а потом остановился на самой развилке.

Работа журналиста – настоящего журналиста – искать истории, настоящие крутые истории. Настоящий журналист никогда не упустит настоящую историю – такую, как та, что развивалась у меня за спиной, в то время как я, словно последний трус, развернулся и уехал, оставив мечту о всемирной славе там, в селе N. Следователь, мститель и убийца. Я решил, что никто из них не годится на звание героя в этой истории, потому что герой – это хороший парень, и сейчас мне казалось, что именно я являюсь единственным хорошим парнем во всем селе и именно мой моральный компас настроен лучше всего. Да, я был никем не уважаемым, получившим перед всем селом по жопе, но все же хорошим парнем, который может если не найти убийцу, то хотя бы рассказать крутейшую историю о расследовании жесточайшего убийства.

Конечно, я не мог уехать. Ведь я был тем парнем, который с детства донимал старших миллионом вопросов. Эта надоедливость, любознательность, граничившая с безрассудством, сделала меня тем, кто я есть, и как я стану тем, кем хочу стать, если откажусь от главной истории своей жизни? Не знаю, случилось бы так на самом деле, но в тот момент я ощутил: если уеду, то больше не смогу заниматься тем, чем хочу, буду всю жизнь жалеть об упущенной возможности, о главном деле своей жизни. И презирать себя каждый раз, глядя в зеркало. Тоже мне журналист.

Я развернулся и поехал обратно в село. И раз теперь я сам по себе, то и планы строить мне самому. Больше всего прямо сейчас я хотел позавтракать.