Холодные и теплые предметы

Это было так нелепо и так неожиданно, что я рассмеялась. С одной стороны, ревность Димитрия к каждому встречному-поперечному плохо сочеталась с демонстраций тому же встречному-поперечному моих фотографий в стиле «ню». Это смахивало на шизофрению. С другой стороны, я всегда боялась оказаться голой среди толпы одетых людей. Эти страхи мучили меня с подросткового возраста. Быть голым среди одетых значит быть парией, или белой вороной, как вам угодно. Оказывается, это правило работает не всегда. Я вспомнила свою фотографию, она не была непристойной. Она выглядела красиво и эротично. Таких фотографий полно в глянцевых журналах. Там печатают фотографии, чьи обнаженные модели – известные всем женщины. Я перелистываю глянцевые журналы, даже не задерживаясь на страницах взглядом. Может быть, потому, что там почти нет обнаженных мужчин. Обнаженные мужчины – прерогатива журналов для геев. Обнаженные женщины – прерогатива журналов для мужчин. Все вышеперечисленное есть дискриминация гетеросексуальных женщин по половому признаку. Озабоченным женщинам полагается Инет, газетные объявления мастеров на все руки и клубы с мужским стриптизом.

Нелепым было то, что Димитрий, мужчина с толстыми костями черепа и сверхтонкой корой головного мозга, позволил мне взглянуть на мою проблему с другой точки зрения. У меня красивое тело. С таким телом трудно опозориться, оно убивает других муками их собственной зависти или муками вожделения в зависимости от пола зрителя. Я готова была танцевать от радости. Спасибо Димитрию! Одним комплексом меньше. Но не стоит показывать ему вида; Димитрию не стоит знать, что он хозяин положения.

– Ты была очень послушной и очень горячей девочкой, – не согласился со мной хозяин положения, раскуривая сигару.

– Сволочь! – беззлобно сказала я. Он самодовольно рассмеялся.

– Иди в кроватку. Я скоро приду, – велел хозяин. – И не спать!

– Слушаюсь, – сварливо ответила я и послушно отправилась в спальню.

Всяк сверчок знай свой шесток, говаривала моя бабка. Моим шестком был Димитрий. Я не святая, Шагающие ангелы не про меня. О них надо забыть. Для души можно найти какую-нибудь другую нишу. Менее хлопотную. Давать деньги на благотворительность тем, кто творит ее по-настоящему. От нечего делать я перебрала в уме всех известных мне благотворителей. Ни один из них не творил добро собственноручно, только у единиц в активе были однократные поездки в детские дома.

Димитрий вошел в спальню и шлепнул меня по голой заднице. Я отвлеклась от мыслей о благотворительности и, сама того не заметив, забыла о добрых делах и нишах для души.

* * *

Я отпустила своих ординаторов с планерки. Песочила их, чтобы лучше работали. Просто так. Для проформы. Но они действительно должны хорошо работать. Со мной согласится любой нормальный человек, потому как нормальный человек – потенциальный пациент. Потенциальному пациенту хочется жить, а не умирать. Тем более в старой больнице. У нас в отделении снова умер больной. Ему сделали все как положено и что положено – и в приемном, и в нашем отделении. Можно было бы и не песочить, это досуточная летальность. Если в больнице все сделано правильно, ответственность за смерть в данном случае лежит не на больнице, а на поликлинике. Пациент умер по халатности участкового врача, тем более что участковая его наблюдала. Нам можно радоваться и хлопать в ладоши. Но я полагаю, что мои врачи и медсестры должны бегать вокруг больного, как в сериале «Скорая помощь». Это должно войти в привычку и стать безусловным рефлексом. Кто предупрежден, тот вооружен – и в случае непредвиденных осложнений, и в случае потенциальной смерти больного. Тем паче смерти!

Мое отделение по ряду показателей вышло на первое место в больнице. И мне не нужна двусмысленная летальность! Ни под каким видом. Это дело моей чести. В моем отделении хотят лечиться больные, при том, что лечение платное, а больница муниципальная. Мои врачуги поначалу роптали, теперь замолкли, хотя ненавидят меня по-прежнему. Их доходы выросли. Хотя какие доходы у терапии? Достойные доходы только у стоматологов, хирургов и акушеров. Мой старый сэнсэй, у которого я начинала работать, часто говаривал:

– Учителей и врачей народ всегда прокормит.

Я взяток не беру, у меня есть все, что душа пожелает. Зачем мараться? Мои врачуги берут жалкие подачки, и довольны. При этом их статус ангелов жизни снижается до статуса простого смертного. Я их нисколько не осуждаю, я осуждаю тупое государство, в котором прислуга получает больше медицинских работников. Врачи, даже самые лучшие, в сознании граждан моего государства не люди, а обслуга. Все равно что банщики. Где это видано? Это безобразие, выходящее за пределы понимания даже ребенка!