Холодные игры

– Опасно, Иван Парфенович. Не ровен час… Вы не видали. Распален народ до крайности… Как увидят… Казаков бы…

– И это надо. Только времени уйдет. А пока там инженера убить могут, Николашу, еще кого… Викентий мне не простит, да и я сам… Едем!

Выехали следующим порядком. Серж с Игнатием – верхами. Сани с Гордеевым, Емельяновым, да Мефодий – за кучера. Мальчишка – помощник Игнатия – поскакал с запиской в Большое Сорокино, где квартировали казаки.

В доме остались одни девки да бабы. Аниска колотилась и скулила в кладовке, но ни у кого сил и решимости недостало ее выпустить. Марфа, словно оцепенев, стояла на коленях в спальне брата, прижав к высохшей груди его несвежую рубаху. При этом она, по видимости, даже не молилась, может быть, потому, что в комнате Гордеева не было образа и некуда было обратить взгляд и мысль.

Софи, не попадая руками в рукава и подпрыгивая, одевалась в сенях.

Машенька, неловко ступая, подошла к ней.

– Софи, как же это?

– Вы о чем? – Софи взглянула затуманенными глазами. В ее голове мелькали обрывки рассказов Эжена про французские революции. – Про отца? Про Дубравина? Про прииск?

– Да обо всем сразу, наверное. – Машенька пожала плечами.

– После разберемся.

– Вы куда сейчас?

– К Златовратским, конечно. Надо Каденьке знать. Там решим.

– А я?

– Вы? Ну, вам, наверное, надо дома быть. Ждать. Чего ж еще?

– Чего ж еще? – эхом повторила Машенька, силясь заплакать.

Каденька, никогда медлительностью не отличавшаяся, решила мгновенно.

– Могут быть раненые, в толпе, в драке, по пьяни – что угодно. Фельдшер, если трезв, сбежал. Ему уж прошлого раза хватило. А пьяный – так и толку нет. К тому же Иван… Берем побольше лекарств и едем.

– Мама, я с тобой! – крикнула Надя.

Глаза у нее горели каким-то нехорошим огнем. Видимо, при слове «бунт» и в ее голове заполоскались обрывки каких-то революционных видений, навеянных Корониным. Каденька поморщилась, но не возразила. Она, в отличие от большинства родителей, уважала не только свою свободу, но и свободу детей. Надя имеет право выбирать.

– Ты уверена? – только и спросила она.

– Абсолютно! – Надя тряхнула головой и бросилась собирать собственные лекарственные запасы.

Двух других сестер дома не было. Любочка ушла к подружке гадать, а скрытная по природе Аглая никому в своих перемещениях не отчитывалась.

– Я тоже поеду. Мне надо видеть, – сказала Софи с какой-то необъяснимой уверенностью.

Когда уже загрузились в сани, во двор вышла закутанная до глаз Вера.

– Я все знаю, – сказала она. – Я слышала. Его убить могут. Я должна.

– Вера! Ты с ума сошла! Нельзя! – закричали Надя с Софи. – Зачем?! Опомнись! Ты только оправилась! Ребенок!

– Я должна. – Вера упрямо сжала губы.

– Вера, это невозможно, – твердо сказала Каденька. – Я все понимаю, но просто, гляди, места нет.

Вера сделала два шага к саням и неожиданно легко, как кутенка, выдернула из них Айшет вместе с ее корзиной. Аккуратно опустила на грязный снег (Айшет встала на четвереньки и оскалилась), отобрала корзину.

– Я вместо нее поеду. Корзину таскать – невелик труд. Если хотите, править могу. Вы, Леокардия Власьевна, слишком поводья неравномерно дергаете, поэтому лошадь нервничает. Она быстрее бежать может. Скажете «нет» – пешком пойду. Или коня украду…

Каденька молча подвинулась. Софи выразительно похлопала себя по лбу. Вера улыбнулась ей смутной, окаменелой улыбкой. Всем троим эта улыбка напомнила инженера.

Левонтий Макарович читал Плутарха, пил чай и не сразу сумел понять, о чем говорит ему Айшет. Что-то смущало его, раздражающе кололо глаза, не давало уловить смысл слов. Сосредоточившись, он понял причину своего беспокойства: впервые в жизни он видел Айшет без корзины. Это был явный непорядок. Что-то случилось.

Девочка говорила едва слышно, глядя в пол.

– Что?! – раздраженно переспросил Златовратский. – Когда? Куда поехали? На прииск? Кого лечить? Да говори же ты внятно!

Постепенно картина прояснялась. Господин Златовратский отшвырнул Плутарха, вскочил с кресла, уронив на пол плед, которым прикрывал колени.

– Но это же опасно! Почему Каденька не сказала мне?! Одни женщины?! Она должна была… Я непременно… А ты почему здесь?! Ведь ты же должна… – с внезапным подозрением спросил он у Айшет.

– Меня не взяли, – с обидой ответила девочка. – Вера мою корзину забрала. А про вас Леокардия Власьевна сказала: нечего беспокоить, все равно с него толку нет…

– Вот, значит, как… Вот, значит, как она обо мне понимает… – Левонтий Макарович залпом допил стоящий на столике чай и забегал по комнате. – Я еду немедленно. Она не понимает. Восстания плебса были еще в Древнем Риме. Bellum omnium contra omnes[13]. Это очень опасно. Кто-то должен их предупредить, защитить в случае чего… – Златовратский подхватился бежать.

– Вы в халате поедете? – едва слышно спросила Айшет.

Златовратский посмотрел на нее с подозрением. Потом судорожно потянул узел на поясе.

– Будьте здесь, – рассудительно сказала Айшет. – Я сейчас все нужное соберу и вам подам.

– Хорошо, давай. – Златовратский вздохнул облегченно и снова опустился в кресло. – Только уж ты давай побыстрее.