Холодные игры

– Нет, ты слыхал, Антипка?! Он сказал: уважать! – Худой мужик в рваном полушубке потряс соседа за отвороты вытертого пальто.

Тот раздраженно вывернулся, вытянул кадыкастую шею, боясь пропустить хоть слово из сказанного на пороге.

Впрочем, Петя, кажется, более говорить не собирался. Да и нужды не было.

Мужики возбужденно загомонили все разом, перебивая друг друга.

– Да мы за уважение завсегда… с нашим… не сумневайтесь!

– Фершала бы сюда трезвого!

– Это правда! Детишки к весне мрут, сил нет, я уж с осени двоих схоронил, еще один болен, баба того гляди ума лишится!

– Лавку мясную на пост закрыли, а на рыбу в три раза цену подняли! Что ж это за закон такой?!

– Штрафы бы списать хоть наполовину! Да хоть на треть!

– Десятник, как что не по нему, так сразу – в зубы! Что мы ему – каторжники, что ли?

– Надо, чтоб разбирался кто-то, если человеков непонимание промеж вышло…

– Выбрали ж комитет, пускай он…

– Дак тот комитет инженер на порог не пустил! И Ивану Парфеновичу небось не передал!

– Да ты догадай! Кого Иван Парфенович слушать станет: комитет ентот или Печиногу? Догадал?

Петя слушал крики с больной улыбкой, которую расходившиеся рабочие попросту не замечали. Когда вопили особенно пронзительно, морщился, словно стреляло в ухе. Толпа росла. Затесавшиеся в толпу крестьяне, легко отличимые от рабочих по виду одежды и окладистым бородам, слушали молча и внимательно. Сами не встревали.

Наконец пожилой трезвый и разумный на вид рабочий придумал обратиться напрямую.

– Скажите ж нам, Петр Иваныч! Как вы про все это думаете? До сего дня мы полагали, что вы батюшкину линию держите. Одна, так сказать, рука. А нынче что ж? Или народу померещилось? Вы уж разъясните сразу, чтоб нам в помрачение не впасть…

– Отец мой – сильный хозяин, – осторожно, явно обдумывая каждое слово, начал Петя. – Я полагаю, что с этим вы все согласитесь. Но он уж немолод, начинал при прежних порядках и потому иногда перегибает палку. И люди, которых он вокруг себя собрал, которые помогают ему…

– Иноверец – змеюка узкоглазая! Рассадил кругом своих родственничков!

– Сидят аспиды, ухмыляются! Тянут последний рубль у трудового человека!

– Инженер за каждый чих штраф дерет!

– Нормы каждый год повышают, а деньги – те же!

– У меня жена три дня при смерти лежала, так Печинога мне за неделю вычел!

– Да вспомни, ты после жениных похорон две недели без просыпу пил…

– Вот я и говорю, им наша жизнь что трава придорожная. Растоптать не жалко.

– Да погодите вы, дайте хозяину сказать!

Петя задумался, посмотрел поверх толпы, словно вспоминая что-то.

– Наверное, было бы разумным в чем-то улучшить условия труда. Где-то снизить нормы выработки…

– Правильно!

– Ура молодому хозяину!

Внезапно в задних рядах толпы образовалось какое-то смущение и коловращение народа. Раздвигая людей, к крыльцу лавки прошел инженер Матвей Александрович Печинога. В полушаге за ним, сторожко оглядываясь, следовала Баньши. Даже ступенька, на которой стоял Петя, не уравняла их в росте. Инженер глядел сверху вниз, говорил спокойно и медленно, словно вразумляя ребенка:

– Что ж вы говорите-то такое, Петр Иванович? Будто не знаете, как они вас сейчас поймут. Чтоб можно было ничего не делать, и деньги на водку не переводились – вот их мечта. Вы нынче двумя словами напортачите, обнадежите их, а после отцу вашему весь сезон расхлебывать. Да и что за блажь? Никогда вас приисковые дела, а уж тем паче положение людей не интересовали. Было б не так, может, и аварии той, осенью, не случилось. Что ж теперь? Дешевой популярности захотелось? Шли бы вы лучше домой или уж в трактир. Там вам самое место.

Выкриков не было. Напряжение слишком велико. В толпе молчали. Лишь кто-то мучительно застонал сквозь стиснутые зубы. Казалось, волна ненависти сейчас захлестнет всех. У Баньши шерсть на лохматом загривке поднялась дыбом, словно под ветром, почти скрыв короткие треугольные уши.

Топот копыт барабанной дробью пронесся в мерзлом от злобы воздухе.

Мужчина осадил коня, спешился, с небрежной уверенностью бросил кому-то поводья. Через расступившуюся толпу, не торопясь, поигрывая хлыстиком, прошел к месту действия. Огляделся с деланым удивлением.

– Петя, друг мой! Ты тут. А я тебя повсюду ищу. Что ж охота? Зайцы мартовские порскают как оголтелые, тебя дожидаются. А ты? Как всегда, с народом? О, и Матвей Александрович здесь? Мое почтение! Что ж за собрание?

– Да вот Петр Иванович вдруг ни с того ни с сего взялся радеть за народное дело, – раздраженно сказал Печинога, не глядя на Николашу. – Берется судить об управлении прииском, отца прилюдно осуждает. Видите ли, слишком крут… Стыдно слушать! Уж вы бы, что ли, его укоротили, забрали отсюда к этим… мартовским зайцам…

– Я вам не позволю разговаривать со мной в таком тоне! – недовольно крикнул Петя и высоко вздернул подбородок. – Я не ребенок и не идиот!

Печинога выразительно пожал плечами.